Секретная тайна

— Чувствуйте себя, как дома! — радостно ответил я. — Телефон сейчас принесу. Он в прихожей, но шнур длинный. А может, еще что-нибудь потребуется? У нас есть холодильник. И телевизор, только он показывает всего три программы. Вы не стесняйтесь, родителей дома нет.

— Воды бы я еще попил, — скромно сообщил инопланетянин. — Слышу, кран у тебя в ванной открыт. Я люблю из-под крана. С хлорочкой. Кипяченая не бодрит.

Я сбегал в прихожую за телефоном, поставил его на стол перед пришельцем. Бросился в ванную — холодную уже дали. Когда вернулся со стаканом воды, мой гость разговаривал с кем-то, прижав трубку к подрагивающему носу.

На каком языке происходил разговор, я не понял. Но в нем чувствовалось что-то знакомое, земное. Может, это был какой-нибудь международный язык, вроде эсперанто.

В тоне инопланетянина вдруг появилось разочарование. Нос-присоска задрожал сильнее.

— Нет дома, — грустно сказал мой гость, кладя трубку на рычаг. — Говорят, куда-то уехал, и сегодня уже не вернется. А мне срочно нужно выйти на связь. Прямо вот до зарезу нужно. Причем именно сегодня.

Пришелец с надеждой посмотрел на меня.

— Телектроника, случайно, нет? — спросил он.

— А что это?

— Для связи с орбитальным транспьютером. Маленькая такая штучка с лазерным наведением.

— Нету, — я сокрушенно развел руками.

Инопланетянин с шумом вобрал присоской воздух, вылил в расположенный на животе рот стакан воды. Глаза у него прояснились, засияли свежей зеленью, а рожки выпрямились и затрепетали от удовольствия.

Я не выдержал и в приливе бестактного любопытства поинтересовался:

— Вы надолго к нам?

— На полчаса буквально. Передать кабытрон по назначению, и все-то дел. Можно улетать обратно.

— На Бетельгейзе? — с видом знатока осведомился я.

— На Альдебаран.

Инопланетянин был первый сорт. Не такой, какими их описывают фантасты. У тех в книгах все пришельцы боятся сказать лишнее слово, чтобы не выдать секретов своей науки и техники, потому что мы, люди, до этих секретов не доросли. Самую страшную таинственность инопланетные гости обычно напускают именно вокруг координат своей планеты, потому что боятся космического вторжения землян. А этот даже названия своей звезды не скрывал. И я рискнул еще раз:

— А что такое кабытрон?

Пришелец взглянул на настенные часы, пробормотал: «Ну, пять минут еще есть», сел прямо на столе вроде как по-турецки, подвернув под себя все три ноги, и задумчиво произнес:

— Тут в двух словах не объяснишь. Надо, пожалуй, начать с азов. Что такое материя?

— Объективная реальность, данная нам в ощущение, — припомнил я.

— Высокопарно, но верно. А что еще дано нам в ощущение?

— Время, наверно.

— А еще?

— Может быть, поле? В смысле, электромагнитное или гравитационное.

— Браво. Весьма развитая планета. Еще?

— Вроде все. Или еще что-то есть?

— Ты забыл про вероятность, — тактично напомнил мой гость.

— Про какую вероятность? Это когда монетку кидают, что ли? Вычисляют, сколько раз выпадет орел, а сколько решка?..

— Вот-вот, — инопланетянин обрадовался. — Если бросить монетку пять раз, то все пять раз может выпасть только орел. Или только решка. А при числе бросаний, приближающемся к бесконечности, орел и решка будут иметь абсолютно одинаковое число шансов. Полбесконечности решек и, соответственно, полбесконечности орлов. Фифти-фифти.

— Все равно пока непонятно.

— Что ж тут непонятного, — стал горячиться пришелец. — Вероятность — это объективная случайность, данная нам в ощущение. Причем она имеет квантовый характер. А кванты вероятности называются еслионами.

— Еслионами, — повторил я, все равно ничего не понимая.

— От слова «если», — пояснил пришелец. — А кабытрон называется кабытроном от слова «кабы». Если бы да кабы, то во рту росли б грибы. Потому что «еслитрон» — как-то не звучит. Ты не находишь, что не звучит?

Я промолчал. В голове у меня происходило примерно то же самое, что и при позорной попытке вообразить впуклый шар.

— Когда кабытрон направляет когерентный луч еслионов на объект, то с объектом может произойти все, что угодно. Любая, даже самая малая вероятность может реализоваться. При правильной эксплуатации прибора обыкновенный булыжник может превратиться в торгенфлюксию.

— Что за торгенфлюксия? — я слегка очнулся от малопонятных объяснений пришельца.

— Цветок такой, — пояснил мой трехногий гость. — Редкий и ценный. У нас в системе Альдебарана встречается. Но ты не перебивай.

Я покорно выпрямился на стуле и приготовился слушать дальше.

— Но если вместо четкого мысленного приказа кабытрон примет случайный образ твоего сознания, то камень превратится не в торгенфлюксию, а… ну, скажем, в полкило колбасы — если ты в этот момент будешь голоден и случайно подумаешь о колбасе. Или в дракона. Или в атомную бомбу, если тебя что-то рассердит.

— Но не в торгенфлюксию, — вставил я, чтобы показать свою понятливость.

— И в нее тоже может, — серьезно заметил инопланетянин. — Никогда ни в чем нельзя быть уверенным. Вероятность — такая штука, с ней управиться нелегко.

— Это-то понятно, — я вздохнул.