Секретная война. Записки немецкого шпиона

Я сел на стул и начал читать «Дейли мейл». Лишь тогда я понял, какую я упустил возможность. Я попытался подняться, но вновь упал на стул, не имея сил сдвинуться с места. Офицер два или три раза посмотрел на меня с недовольным видом. Мое упорное нежелание уходить ему, очевидно, не понравилось, но вдруг я увидел в караульном помещении второго офицера в сопровождении солдат с винтовками. Офицер направился прямо ко мне и сказал:

— Вы — немецкий капитан Ринтелен?

— Да.

— Мне приказано отвести вас на вокзал.

Проходя мимо дежурного офицера, я видел, как он стоял с разинутым ртом. Очевидно, на свете бывают такие вещи, которые ему я не снились.

* * *

В концентрационный лагерь Доннингтон-холла я прибыл вечером 18 августа 1915 года. К моему великому удивлению все немецкие офицеры лагеря бойкотировали меня. Сперва я не догадывался о причине этого, но потом понял, что они принимали меня за английского шпиона. Гюнтер Плюшов, авиатор из Цзиндао, недавно бежал из лагеря, и у них могло возникнуть подозрение, что я подослан к ним, чтобы узнать, как ему удалось выполнить свой план.

Вскоре в лагерь за мной явился офицер, и не успел я еще понять, о чём идет речь, как за мной закрылась дверь отдельной камеры. Я сел и, размышляя о своей судьбе, должен был лишь констатировать, что нахожусь в лондонском Тауэре, где был расстрелян Карл Ганс Лоди, первый шпион, схваченный и казненный англичанами.

Я оставался в Тауэре два дня, после чего состоялось заседание военного суда, носившее несколько необычный характер. В течение нескольких часов ожидания меня охраняли солдаты. В порыве жалости один из них решил немного «ободрить» меня и шепнул мне на ухо:

— Не огорчайтесь, сударь, в этой башне были казнены пять наших королев. [97]

Наконец, я предстал перед судом, который обвинил меня в том, что я, немецкий офицер, высадился в Англии во время войны. Адмиралтейство определённо хотело считать меня гражданским пленным, но ему это не удалось. Когда я доказал, что на английскую территорию меня доставили насильно, я был оправдан и возвращён в Доннингтон-холл.

На следующий день около десяти часов утра я спокойно сидел на стуле, как кто-то вдруг сунул мне в лицо утреннюю газету, кажется «Дейли мейл», в которой я прочел заинтересовавшее меня и напечатанное крупными буквами сообщение:

«КАПИТАН РИНТЕЛЕН, РАССТРЕЛЯННЫЙ КАК ШПИОН В ЛОНДОНСКОМ ТАУЭРЕ»

Под этим заголовком была помещена моя фотография. Из текста видно было, что накануне я был присуждён к смерти военным трибуналом и тотчас же расстрелян. Я оглянулся и увидел перед собой двух молодых офицеров, которые заявили, что я должен поставить вина. В этот вечер лагерный шинок был полон народу, и оркестр играл похоронный марш Шопена.

Я пил за двоих и благодарил бога в кругу моих товарищей, убедившихся теперь в том, что человек, расстрелянный англичанами, не может в то же время быть английским шпионом.

В общем, жизнь в Доннингтон-холле протекала недурно. Комендант лагеря полковник Пико был джентльменом и солдатом, хотя в то же время его добродушие часто подвергалось испытанию теми из нас, кто начинал страдать от кошмара «колючей проволоки» или кто слишком сильно начинал проявлять свою национальность. Доннингтон-холл представлял собой два резко отличавшихся один от другого вида: с одной стороны, прекрасный старинный город, окружавший наши деревянные бараки, а с другой — замкнутый круг колючей проволоки, которая держала нас в своих тисках.

* * *

Никто, конечно, в Англии не думал больше пить рейнские или мозельские вина; но один лондонский магазин имел громадный запас этих вин. Потребовалось очень мало времени, чтобы заключить сделку с этим магазином и в [98] изобилии снабдить ими наш ларек в самом сердце Великобритании. До сих пор ещё я сохранил на память этикетки, на которых готическими буквами красуются знакомые звучные названия.

Хотя охранять пленников врага неприятно всякому, а тем более солдатам и матросам, обречённым на скуку и безделье, ничто не омрачило нашего вынужденного пребывания в этих местах.

Что касается меня, то американские сыщики и доброжелатели предлагали мне свободно вернуться в Соединенные Штаты. Если бы только эти люди были менее неуклюжи и не базировали своих аргументов на возможности того, что я буду расстрелян англичанами! Но один раз я «выжил», и каковы бы ни были надежды на быстрое освобождение, которым меня соблазняли эти люди в нейтральной еще тогда Америке, я подозревал в этом новую ловушку. К моей досаде я впоследствии узнал, какой блестящий план был с этой целью разработан некоторыми моими личными друзьями.