Секретное оружие (сборник)

Короче говоря, люди Блейка в той тайной войне, которая постоянно ведется империалистическими государствами и в военное, и в мирное время, были реальной силой, которую следовало учесть, в будущем обезвредить, и, может быть, даже уничтожить, а пока что использовать в борьбе против врага.

Но о том, как Железнов подключился к замороженной английской агентуре, как сумел связать с нею деятелей антифашистского подполья, как удавалось иногда заставить ее работать на нас, я рассказывать не буду, хотя об этом можно было бы написать целую книгу…

Из числа тех, кто значился в списке, мы не нашли троих, они не жили по адресам, указанным в картотеке Блейка. Когда-то жили, но уехали. Соседи не знали куда. Возможно, бежали куда-нибудь от войны: на запад или на восток, сказать было трудно.

По четырем адресам мы с Железновым так и не успели побывать: неожиданный поворот событий помешал нам это сделать, – а после войны из этих четырех человек нашли лишь одного «гиацинта».

К счастью, в нашу деятельность не вмешивались ни гестапо, ни Янковская. Гестапо не лишало нас своего внимания. Я не сомневаюсь, что после появления Польмана в Риге я все время находился под наблюдением, но, поскольку мною было получено приказание передать немцам свою агентурную сеть и я после этого принялся метаться по населенным пунктам Латвии, Польман должен был думать, что я спешу удовлетворить его требование. Что касается Янковской, то после того, как Гренер объявил об их помолвке, у нее прибавилось личных дел. Удовлетворение безграничного честолюбия Гренера должно было стать теперь и ее делом, и единственно, чего я мог опасаться, чтобы ей не пришла в голову идея каким-нибудь радикальным способом избавиться от меня как от лишнего свидетеля в ее жизни.

Поэтому, когда она появилась после нескольких дней отсутствия, я встретил ее с некоторой опаской: кто знает, какая фантазия могла взбрести ей в голову!

Она вошла и села на краешек стула.

Я внимательно к ней присматривался. Она была в узком, плотно облегавшем ее зеленом суконном костюме, ее шляпка с петушиным пером была какой-то модификацией тирольской охотничьей шляпы. Она медленно стянула с пальцев узкие желтые лайковые перчатки и протянула мне руку.

– Прощайте, Август.

Она любила делать все шиворот-навыворот.

– Странная манера здороваться, – сказал я. – Мы не виделись три… нет, уже четыре дня.

– Вы скоро совсем забудете меня, – сказала она без особого ломанья. – Что я вам!

– Неужели, став госпожой Гренер, вы лишите меня своего внимания? – спросил я, чуть-чуть ее поддразнивая. – Я не предполагал, что ваш супруг способен полностью завладеть вашей особой.

– Не смейтесь, Август, – серьезно произнесла Янковская. – Очень скоро нас разделит целый океан.

Я решил, что это – фигуральное выражение.

– Мы с Гренером уезжаем за океан, – опровергла она мое предположение. – Мне жаль вас покидать, но…

Она находилась в состоянии меланхолической умиротворенности.

– Как так? – вполне искренне удивился я. – Как же это профессор Гренер отказывается от участия в продвижении на восток?

– Видите ли… – Она потупилась совсем так, как это делают девочки-подростки, когда в их присутствии заходит разговор на смущающие их темы. – Гренер внес свой вклад в дело национального возрождения Германии, – неуверенно произнесла она. – Но, как всякий большой ученый, он должен подумать и о своем месте в мире…

Ее речь была что-то очень туманна!

– Впрочем, лучше спросите его об этом сами, – сказала она. – Он заедет сюда за мной, в конце концов мне теперь остается только сопутствовать ему…

Она выступала в новой роли.

Действительно, Гренер появился очень скоро. Полагаю, он просто боялся оставлять надолго свою будущую жену наедине с Блейком, у которого с таким трудом ее, как он думал, отнял.

Ученый генерал на этот раз произвел на меня какое-то опереточное впечатление. Он порозовел и сделался еще длиннее, движения его стали еще более механическими, он двигался точно на шарнирах, вероятно, ему хотелось казаться моложе и он казался себе моложе.

– Дорогой Август!

Он приветственно помахал мне рукой, подошел к Янковской, поцеловал ей руку повыше ладони. Янковская встрепенулась:

– Ехать?

– Как вам угодно, дорогая, – галантно отозвался Гренер. – Вы распоряжаетесь мной.

– Мне хочется чаю, – капризно сказала она и повернулась ко мне. – Вы позволите у вас похозяйничать?

Я позвонил.

Пришла Марта, враждебная, отчужденная, поздоровалась без слов, одним кивком, стала у двери.

– Дорогая Марта, – обратилась к ней Янковская, – не напоите ли вы нас в последний раз чаем?

Марта удивленно на нее посмотрела.

– Я уезжаю, – объяснила Янковская. – Мы никогда уже больше не увидимся.

Марта, кажется, не очень ей поверила, но, судя по быстроте, с какой сервировала чай, думаю, ей хотелось избавиться от Янковской поскорее.

Мои гости пили чай так, что чем-то напоминали балетную пару, столь согласованны и пластичны были их движения.

– Софья Викентьевна сообщила мне, что вы уезжаете, господин профессор, – сказал я. – Мне не совсем только понятно, кто же теперь будет опекать валькирий в их стремительном полете на восток?