Хотя к началу семидесятых от замка уже не осталось и следа, работы периодически возобновлялись, кое-где были пробурены скважины, прорыты траншеи и раскопаны котлованы. Однако успех не сопутствовал исследователям — отчасти, может быть, потому, что их надежды связывались с другими, казавшимися более перспективными объектами. Одна за другой отметались поисковые версии. Прорытая вдоль северного крыла траншея пятиметровой глубины и несколько раскопов с внешней стороны замка не выявили подземного хода, о котором свидетельствовали поляки Вацлав Флерковский и Станислав Гура. В результате в отчетной документации экспедиции появилась лаконичная запись о том, что они «ошиблись местом расположения объекта или их заявление сделано под впечатлением прочитанной статьи в газете „Глас Ольштынский“». Не нашлось подтверждения версии об укрытии ценностей во втором ярусе одного из подвалов «Блютгерихта», содержащейся в заявлении Пауля Зонненшайна. Не удалось доказать наличия захоронения сокровищ под алтарем капеллы Святой Анны, о чем поведала Магда Путтерс.
Думается, все эти отрицательные результаты конца шестидесятых — начала семидесятых годов объяснялись определенной непоследовательностью самого поиска, стремлением в одночасье проверить сразу несколько версий, поставить точки над «и» там, где требовалась прежде всего обстоятельная аналитическая работа, детальное сопоставление фактов, наложение их на хронологическую канву и увязка с планировкой Королевского замка. Как мы с вами уже установили, практически каждое помещение северного крыла в свое время использовалось или могло быть использовано для укрытия ценностей. Поэтому важно было, проведя точную привязку сохранившихся развалин к подробному плану замка, последовательно, помещение за помещением, подвал за подвалом, аккуратно очищать от обрушившихся кирпичей и конструкций. Эта часть замка требовала не выборочной, а сплошной проверки. А получилось, что обследованными оказались лишь несколько отрезков сооружения. Остальные же помещения, — например, громадные подземелья под бывшей Фирмарией, где хранились винные запасы «Блютгерихта», подвалы и потайные ниши в стенах башни фогта Лиделау, второй ярус рыцарских комнат под «Малым ремтером» и «Конвентом», — не подверглись обстоятельному осмотру.
Ковш экскаватора без разбора ворошил слежавшиеся кирпичи и каменное крошево, натыкаясь то на неподдающиеся фундаменты из валунов, то на железные балки, искореженную арматуру и металлические трубы. Но ведь еще в 1967 году доступны были только некоторые из интересующих нас подземелий, а большая их часть была полностью завалена рухнувшими сводами и стенами. В отдельных казематах замка не довелось после 1945 года побывать никому, потому что они были превращены в сплошные завалы еще в ходе апрельских боев. А. Я. Брюсову и А. М. Кучумову, успешно работавшим в развалинах замка в послевоенные годы, не удалось организовать трудоемкие, требующие мощной техники, раскопки.
В. М. Якубович, как я уже сообщал, почему-то обошел своим вниманием северное крыло замка, а И. Т. Цедрик со своей компанией энтузиастов «обшаривал» лишь легкодоступные места. К сожалению, и экспедиция, сделавшая за четыре года работы на территории северного крыла шесть раскопов и несколько скважин, оставила без внимания многие интересные его уголки.
Одно из многочисленных разочарований, сопутствовавших поискам Янтарной комнаты и других похищенных культурных ценностей, безусловно, связано с Королевским замком. Этот объект всегда был в центре внимания, и до последних дней поисков рядом с досадой теплилась надежда. Надежда на то, что вот подковырнет ковш экскаватора еще одну груду кирпичей, осыплется внутрь свод древнего подвала, образуя зловещую черную дыру, посветят поисковики фонариками вглубь подземелья и увидят заветные ящики или хотя бы уходящий куда-то в сторону таинственный подземный ход. Но этого не случилось. И в 1982 году появилась в отчете экспедиции уже знакомая нам по рассказам о других объектах запись, не оставляющая надежды на успех.