Через несколько минут к входу в «Блютгерихт» подошла группа военных, среди которых Файерабенд узнал гаулейтера. Эрих Кох был одет в теплую пятнистую куртку, какие обычно носили егеря горнострелковых частей, такие же пятнистые брюки и тяжелые горные ботинки. Рядом с ним Файерабенд увидел несколько незнакомых офицеров, среди которых выделялся один в безукоризненно сидящей шинели с большими отворотами и фуражке с высокой тульей. В его петлицах Файерабенд разглядел по одному дубовому листку, а это означало, что вместе с рейхскомиссаром обороны прибыл кто-то из руководителей службы безопасности. За Кохом следовали его адъютант гауптштурмфюрер СС Гюнтер Ленц и, что было большой неожиданностью для временно исполняющего обязанности управляющего винным погребком, доктор Альфред Роде, который не показывался в замке уже несколько дней. Последний раз при его активном участии и под его строгим контролем переносились в зал «Конвента» какие-то продолговатые ящики, до того хранившиеся в подвалах Прусского музея.
Кох хмуро кивнул Файерабенду и часовому фольксштурма, стоявшему у входа, и, пропустив Роде вперед, стал спускаться вслед за ним по ступенькам «Блютгерихта». Узкая, почти шестиметровой длины, лестница вела непосредственно в «Большой ремтер». Адъютант Ленц освещал дорогу большим аккумуляторным фонарем.
Файерабенд не стал спускаться в зал вслед за свитой гаулейтера, понимая, что, будь он нужен, его пригласили бы туда. Он остался стоять около лестницы, с напряжением прислушиваясь к голосам, доносившимся снизу. Но разобрать ничего не мог — звук, гулким эхом перекатываясь по высоким сводам «Большого ремтера», превращался в сплошной гул: кто говорил, о чем — понять было невозможно. Только когда раздались шаги на лестнице, ведущей к выходу из подвала, Файерабенд услышал голос Коха. Обращаясь, по-видимому, к Альфреду Роде, он сказал: «А Вас, доктор, я попрошу оказать всяческое содействие зондергруппе и делать это поактивнее. Культурное достояние рейха ни в коем случае не должно попасть в руки русских. И в первую очередь я имею в виду Янтарный кабинет». Это — единственное, что уловил Пауль Файерабенд, потому у него создалось впечатление (и надо сказать, не безосновательное), будто Кох приезжал в замок исключительно для того, чтобы на месте определить возможности эвакуации ценностей или их более надежного укрытия.
По обрывку фразы, услышанной Файерабендом, можно предположить, что Кох оказался крайне недоволен условиями хранения ценностей. Ведь он-то знал наверняка, что не сегодня завтра в Кёнигсберг вступит Красная Армия, и замок вряд ли будет надежным укрытием для сокровищ. Но что можно было сделать в эти последние дни перед штурмом? Судя по всему, Кох отдал распоряжение вывезти ценности из замка, поручив это сотрудникам оперативной группы или особой команды полиции безопасности и СД. Это могло быть одно из спецподразделений Главного сектора СД в Кёнигсберге, так называемого «ляйтабшнитта-VII», или группа, подчиненная непосредственно какому-либо из отделов III управления РСХА, которое возглавлял бригадефюрер Отто Олендорф, палач десятков тысяч мирных граждан из оккупированных гитлеровцами «восточных областей», спустя шесть лет после описываемых событий казненный в западногерманской тюрьме как нацистский военный преступник. Во всяком случае, ясно одно: Эрих Кох дал указание принять незамедлительные меры для более надежного укрытия Янтарной комнаты и других ценностей, сосредоточенных в орденских залах Королевского замка.
К сожалению, мы не располагаем никакой информацией о том, что произошло дальше. Были ли ценности вывезены из замка или спрятаны в каком-либо другом месте на его территории? Что делал доктор Роде в это время; как выполняла задачу, поставленную Кохом, зондергруппа, руководимая неизвестными лицами; и вообще, что творилось в замке после неожиданного визита Коха в «Блютгерихт» — всего этого в подробностях мы не знаем. Поэтому в дальнейшем мне придется «вплетать» в ткань повествования вероятностные схемы развития событий, которые помогут реконструировать обстоятельства «исчезновения» Янтарной комнаты, а с нею и очень многих других произведений искусства, следы которых необъяснимым образом затерялись в апрельские дни 1945 года. При этом я и впредь буду придерживаться строгой документальности, не допуская искажения уже установленных фактов.
Старший советник Ганс Гербах, участвовавший в инженерной подготовке замка к обороне, впоследствии бегло описал события, которые произошли здесь накануне начала решительного разгрома кёнигсбергской группировки.