Секретные бункеры Кенигсберга

Елена Евгеньевна рассказывала мне, что от нескрываемой неприветливости жены Зонненшайна у нее остался какой-то осадок, но встреча с немцем была необходима, и теперь уже ничто не должно было помешать ей состояться. Они долго искали среди однотипных кирпичных зданий нужный корпус клиники, а затем и палату, где лежал Пауль Зонненшайн. Когда, постучавшись, вошли в комнату, он с широкой улыбкой и явно демонстрируемым радушием пригласил «гостей из Калининграда» сесть к столу. Как ни странно, фрау Зонненшайн оказалась здесь же. И по тому, с каким напряженным вниманием она следила за посетителями, было видно, что визит ей явно не по душе. Больше в палате никого не было. И что уж совсем странно, в продолжение более чем двухчасового разговора никто даже не заглянул в дверь, будто больные, сговорившись, решили не мешать беседе. А судя по пустым кроватям, здесь обитали еще, по меньшей мере, три человека.

Беседа проходила в доброжелательном тоне, немец подробно отвечал на вопросы. Однако было заметно, что он тщательно подбирает слова и продумывает ответы. Несколько раз, когда гости задавали вопросы, касающиеся местоположения бункера с камерами-нишами под универмагом «КЕПА», возникало легкое беспокойство в его глазах. Но он быстро справлялся с замешательством и отвечал, не выходя за рамки уже сообщенной им информации. Личная встреча с Зонненшайном практически ничего не добавила к тому, что уже было известно с его слов. При этом он не раз упомянул содержание присланной им в Калининград вырезки из газеты «Нойес Дойчланд» и весьма снисходительно охарактеризовал сообщенные им ранее сведения. Он, как бы извиняясь, сказал, что в 1944 году ему было всего лишь шестнадцать лет, а каждый юноша в этом возрасте обладает, как правило, незаурядным воображением. И только при прощании Пауль Зонненшайн мимоходом произнес фразу, смысл которой тогда уловить не удалось, и лишь спустя некоторое время она показалась ключом к разгадке столь резкой перемены в поведении бывшего добровольного помощника в поисках Янтарной комнаты. Он сказал: «А вообще-то мне посоветовали поменьше болтать, так как я могу еще кое-кому пригодиться».

Уже потом в Калининграде, когда обсуждались результаты поездки в ГДР, Елена Евгеньевна задумалась над загадочной фразой, сказанной немцем в палате вернигеродской клиники. Кто мог посоветовать ему «поменьше болтать»? И кому Пауль Зонненшайн, сорокасемилетний бюргер из маленького городишка на самой границе ГДР, мог в этом смысле «пригодиться»? К сожалению, ответы на эти вопросы получить не удалось. Оставалось лишь предположить, что откровенность Зонненшайна кого-то задела за живое. В действиях бывшего инстербуржца неизвестные люди с нацистским прошлым, а может быть, какие-то другие силы, могли усмотреть «предательство немецких национальных интересов». И совсем неважно, что речь шла о награбленных гитлеровцами ценностях. Так просто отдавать их «в руки русских» эти люди не хотели. А способов воздействовать на «предателя» у них имелось немало. Сразу после войны это были зверские убийства, чинимые фанатиками из «Вервольфа» или специальных диверсионных групп, оставляемых на территории Восточной Пруссии немецко-фашистским разведывательным органом «Татост-1». В пятидесятые годы аналогичные функции принял на себя располагавшийся в Западном Берлине «Следственный комитет свободных юристов», сотрудники которого хотя и не убивали никого, но осуществляли кампании морального террора в отношении тех немцев, которые, по их мнению, переступили черту предельной лояльности к «Советам» и новой власти в бывшей восточной оккупационной зоне. Сотни писем-угроз получали в те годы жители Восточной Германии, помогавшие представителям нашей страны ликвидировать тяжелое и взрывоопасное наследие войны, особенно те граждане, которые способствовали розыску гитлеровских военных преступников, материалов архивов службы безопасности и похищенных гитлеровцами ценностей музеев и библиотек. Думается, что даже в семидесятые годы имелось немало влиятельных сил, и не только за пределами Восточной Германии, которым было достаточно сделать легкий, но недвусмысленный намек, чтобы вынудить какого-нибудь «слишком разболтавшегося» субъекта устраниться от дальнейшей помощи Советскому Союзу. Так или иначе, но не вызывало сомнений, что на Пауля Зонненшайна было оказано давление, в результате чего он отказался участвовать в розыске Янтарной комнаты, воспользовавшись первым попавшимся правдоподобным предлогом вроде публикации в газете «Нойес Дойчланд». Впрочем, это, конечно, не означает, что «морская версия» исчезновения Янтарной комнаты не имеет права на существование. Но она – предмет отдельного повествования.