Гитлер обладал какой-то гипнотической силой. Его выпуклые глаза, пристально смотревшие из-под высокой фуражки, как бы пытались загипнотизировать испанского диктатора. Гитлер во время встречи с Франко на протяжении девяти часов непрерывно говорил с присущим ему апломбом. Он стремился потоком слов парализовать своего собеседника, напоминая этим удава, который смачивает слюной свою жертву, прежде чем проглотить ее. Но Франко проявил необычную для него твердость и изворотливость. Во время встречи он позволил себе удалиться на послеобеденный отдых. Позднее Гитлер отмечал, что Франко заставил его ждать более часа.
Немецкий диктатор говорил о бомбардировках Лондона, о действиях немецких подводных лодок в Атлантике, о своих 230 дивизиях. Но испанец, хотя и был очень внимателен к Гитлеру, держал себя с большим достоинством. Временами чувствовалась даже какая-то сдержанность и холодность в его беседах с фюрером. Франко, возвращаясь в свой вагон после окончания совещания, сумел уклониться от прямого ответа на настойчивый вопрос Гитлера.
«Вы должны дать мне ответ сейчас», — обратился к нему фюрер.
«Я должен подумать. Я напишу вам мой ответ», — сказал Франко ему.
И действительно, позднее между ними завязалась переписка. Министры, послы и генералы беспрерывно сновали между Берлином и Мадридом. Но миновала намеченная Гитлером дата нападения на Гибралтар, и 6 февраля он снова написал Франко.
До 26 февраля это письмо оставалось без ответа.
Таким образом, грубые приемы воздействия Гитлера, обычные для него в отношениях с людьми, впервые получили в Андае отпор. Франко держался независимо, так как имел определенные сведения. Он получил достоверную информацию, раскрывшую позиции Гитлера и его штаба относительно Испании. Адмирал Канарис дал Франко ключ в руки, сообщив, что Германия приветствовала бы вступление Испании в войну, но о вовлечении ее в военные действия силой до завоевания России не могло быть и речи.
На этот счет у Гитлера, верховного командования и генерального штаба сухопутных сил Германии была общая точка зрения. Перспектива партизанской войны в районах основных шоссейных дорог и железнодорожных путей от Пиренеев до Гибралтара отрезвила немцев. Их пугала также необходимость захвата в этом случае Португалии. Это нужно было для окончательного изгнания англичан с Пиренейского полуострова. Фашистов очень тревожила мысль о необходимости организовать оборону всего побережья. Для доставки в Испанию нужного вооружения и снаряжения они могли использовать только пути на побережье. А еще в августе немецкий посол в Испании сообщал: «На большом протяжении от Байонны до Сан-Себастьяна дороги могут обстреливаться с моря». Возможность использования пути по Пиренеям через Сан-Жан-Пье-де-Пор рассматривалась немецкими генералами и была признана неприемлемой.
Когда Гитлер несколько оправился от своей неудачи в Андае, он при свидании с Муссолини сказал: «Я лучше дам себе вырвать четыре зуба, чем снова пройти через это».
Затем фюрер послал в Мадрид Канариса (кто мог быть лучше?!) на переговоры с Франко с целью снова попытаться убедить его вступить в войну и разрешить немецким войскам пройти через Испанию, чтобы атаковать Гибралтар. Канарис встретился с испанским диктатором и начальником испанской военной разведки генералом Вигоном. Суньер не присутствовал на этой встрече.
«Канарис и позднее не раз пытался предотвратить интервенцию в Испании, — писал доктор Абсхаген. — Он предполагал, что вряд ли Франко пойдет на уступки, когда положение Германии еще больше ухудшится». Но кто мог достовернее адмирала и его друга генерала Вигона, с которым Канарис вел игру в открытую, сообщить Франко об ухудшении положения Германии?!
«Вероятно, Гитлеру никогда не приходило, в голову, — замечает Абсхаген, — что кто-нибудь из его офицеров будет противодействовать ему, если он решится на интервенцию в Испании».
Канарис был очень осторожен в своих сообщениях. Его адъютант полковник Енке говорил мне, что адмирал решил обсудить с генералом Мартинецем Кампосом, начальником испанского генерального штаба, действительное положение Германии и интересы Испании. Начальник абвера счел необходимым посоветовать испанским политикам не вступать в войну и твердо защищать свой нейтралитет.
«Просите у фюрера 15-дюймовые орудия». Я могу легко представить себе, что Канарис дал этот совет Вигону или Франко в то время, когда Гибралтар был для Германии самой соблазнительной целью и когда ее давление на Испанию сильно возросло.
Теперь эта история, несомненно, удивит лорда Темплевуда, английского посла в Мадриде, который тогда был очень обеспокоен частыми визитами адмирала Канариса в Испанию. Я ясно вижу кривую улыбку на лице генерала Масон-Макфарлейна, сменившего лорда Горта на посту коменданта Гибралтара и немного знавшего Канариса. Он работал раньше военным атташе в Берлине.