Секретные миссии (сборник)

— Так, как вы рассказываете, все это действительно кажется до крайности нелепым, — признал Тер Хит, — я сам вижу. Но клянусь вам, все, что я рассказал, — чистая правда!

— Сомневаюсь, очень сомневаюсь, — ответил я. — Рассказывающему о побеге можно простить одну небылицу: такие уж времена настали необыкновенные. Даже две, с этим еще можно мириться. Но у вас их по меньшей мере три — это многовато. Моя задача — докопаться до истины, и я до нее докопаюсь. Торопиться мне некуда. Если потребуется, я буду слушать вас целыми днями. А сейчас, пожалуйста, повторите свой рассказ. Я хочу слышать из ваших уст самые мельчайшие, самые пустяковые подробности — безразлично, реальные или вымышленные.

Самый верный способ изобличить допрашиваемого во лжи — это заставить его несколько раз повторить свой рассказ. Если его показания ложные, он рано или поздно неизбежно допустит какую-нибудь неточность, отойдет от первоначального варианта. Только человек, обладающий феноменальной памятью, может до мельчайших подробностей помнить свою легенду, вновь и вновь рассказывая ее внимательному, терпеливому следователю. К тому же это оказывает на допрашиваемого известное психологическое воздействие. Вынужденный все время повторять ложные показания, допрашиваемый начинает сам сомневаться в правдоподобности своей версии. Когда же допрашиваемому собственная версия начинает казаться шаткой и неубедительной, он становится удобной мишенью для перекрестного допроса.

Вот почему я заставлял Тер Хита снова и снова повторять показания. Пытать его или просто создать ему более строгий режим — об этом, конечно, не могло быть и речи. В книге «Охотник за шпионами» я уже писал, что пытки или строгий режим противоречат моим личным убеждениям, как и убеждениям любого цивилизованного человека, к тому же пытки запрещены в Англии законом. Подсудимый, который докажет суду, что показания он давал под принуждением, может чувствовать себя спокойно: такие показания сразу же будут изъяты из протокола, а сам он скорее всего будет оправдан. Не говоря уже о моральной и нравственной сторонах дела, физические пытки — малоэффективный метод: они не дают возможности добиться от допрашиваемого правды. Большинство людей под пытками несут чушь, стремясь избавиться от страданий. Предпочитая смертную казнь дальнейшим пыткам, они даже могут сознаться в преступлениях, которых не совершали.

Вот почему почти каждый день Тер Хит сидел в моем залитом солнцем кабинете, расположившись в удобном кресле. Допрос обычно длился до обеда, после чего я оставлял Тер Хита в покое до следующего утра. Мы не заставляли его бодрствовать всю ночь напролет и не будили, давая заснуть всего каких-нибудь полчаса, чтобы разбитого от усталости снова тащить на допрос. У нас не было дежурных следователей, которые, меняясь через каждые два — три часа, непрерывно задавали бы ему вопросы. Если бы мне захотелось замучить Тер Хита допросами, не нарушая правовых и нравственных норм, я в равной степени замучил бы и самого себя. И скоро мы бы увидели, у кого из нас лучше память и кто выносливее.

Тер Хит вновь и вновь повторял свои показания. Я внимательно слушал его, надеясь, что он собьется и допустит какую-нибудь неточность. Но каждый раз я слышал все тот же невероятный рассказ. И всякий раз, заканчивая показания, он робко спрашивал: «Сколько еще раз мне придется повторять все это? Ведь, ей-богу, я не лжец! Я согласен, что мой рассказ необычен, но такова правда. Вы хотите, чтобы я придумал что-нибудь более правдоподобное? Тогда мне, наверное, поверят?»

С каждым днем я проникался все большим уважением к Тер Хиту. Если он шпион, а в этом я был почти уверен, то значительно более выдержанный и умный, чем подсказывала его внешность. Вначале мне казалось, что он собирается провести меня с помощью так называемой легенды внутри легенды. Об этом методе, пожалуй, следует рассказать непосвященному читателю.