Секретные миссии (сборник)

Наблюдатели приехали вовремя и сели в углу моего кабинета. Я не представил их Гельдеру и не обращался к ним, дав тем самым ему понять, что они будут присутствовать на допросе в качестве наблюдателей. Я начал с тех же вопросов, касающихся его прошлого, и в конце концов снова спросил: «Состояли ли вы в какой-нибудь политической партии или организации?»

Он посмотрел мне прямо в глаза и ответил:

— Нет, сэр.

Я продолжал пристально смотреть на него:

— Лейтенант Гельдер, можете ли вы дать честное слово офицера, что скажете правду, если я задам вам еще один вопрос?

— Да, сэр, — ответил он.

— Состояли ли вы в какой-нибудь политической партии или организации?

— Нет, сэр, — снова повторил он.

— Посмотрите мне в глаза и помните, что вы дали слово офицера говорить только правду. В третий и последний раз спрашиваю вас, состояли ли вы, может быть очень короткое время, в какой-либо политической партии или организации? Подумайте хорошенько, прежде чем отвечать мне.

Гельдер напряг лицо, будто старался что-то вспомнить. Вдруг он резко покачал головой и, смотря мне прямо, в глаза, ответил:

— Нет, сэр. Я никогда не состоял ни в какой политической партии или организации. Вы просили говорить правду, и я говорю ее. Даю вам слово.

Я молчал, а мысль лихорадочно работала. Я не сомневался, что Гельдер лгал, но мне было трудно доказать это. А память могла подвести меня, особенно если учесть, что с тех пор произошло много важных событий, в которых я играл не последнюю роль. Я решил взять его на испуг. Если это не поможет, тогда дело придется прекратить. Я выпрямился и, строго глядя на него, сказал:

— Лейтенант Гельдер, трижды я задавал вам один и тот же вопрос и трижды вы отрицали, что принадлежали к политической организации. Вы лжете. Откуда это мне известно? Так знайте, двое ваших земляков, пользующихся хорошей репутацией, под присягой показали, что до войны вы были членом национал-социалистской партии. У меня есть письменные показания этих людей. — И я показал ему бумаги, случайно оказавшиеся у меня на столе. Эффект моих слов был поразительным. Гельдер сильно покраснел и смутился.

— Но-это не имеет никакого значения, сэр. Я вступил в эту партию из-за моего тестя... Я никогда не хотел быть членом этой партии, сэр...

Это был прекрасный момент, которым следовало воспользоваться. В течение десяти минут я не давал Гельдеру возможности опомниться.

— Как вы осмелились лгать мне! — кричал я на него. — Вы дали честное слово офицера говорить только правду, а сами трижды солгали! Не один раз, а три раза! И когда, наконец, я уличил вас, вы покраснели и осмеливаетесь утверждать, что это заставил вас сделать ваш тесть. Ваш тесть! Он должен быть очень сильным человеком, чтобы заставить такого человека, как вы, так необдуманно поступить. Итак, вы вступили в партию врагов вашей родины и еще утверждаете, что это «не имеет значения». Позвольте заметить вам, лейтенант, что вы поплатитесь за все это. Вы хотите, чтобы вас разжаловали? Посадили в тюрьму? Или повесили как предателя?

Гельдер начал торопливо оправдываться:

— Я и сам не рад, сэр, что сделал эту глупость. Но я был молод... и только что женился. Мой тесть очень хотел, чтобы я вступил в эту партию, и я решил сделать ему приятное. Но эта партия, сэр, ничего не значила для меня. Я вступил в нее... как в клуб, и даже забыл, что когда-то был ее членом.

Вид у Гельдера был несчастный.

Я молча смотрел на него, а английские офицеры от нетерпения даже наклонились вперед.

— Не думайте, что вам удастся одурачить меня, лейтенант, — продолжал я. — Вы образованный, интеллигентный человек, а не какой-нибудь простачок. Я трижды задавал вам один и тот же вопрос, и у вас было время все вспомнить и сказать правду. Как можно забыть, что ты был членом национал-социалистской партии? Определенные порядки, клятвы... эмблемы и значки... Как это можно так быстро забыть? Вы сознательно лгали мне. Почему? Потому, что хотите что-то скрыть. Но я выжму из вас это «что-то» или вы избавите меня от излишних хлопот и расскажете обо всем сами!

— Но клянусь, сэр, мне нечего скрывать, — пробормотал он. — Поверьте мне.

— За эти полчаса вы уж трижды нарушили свое честное слово. Поэтому не имеет смысла клясться снова, чтобы произвести впечатление, — сказал я.

Мой номер удался. Гельдер был из тех людей, которые веселы и властны, пока все идет гладко, и которые теряются, когда возникают какие-либо трудности. Гельдер был жалок. Он растерял остатки чувства собственного достоинства, а самоуверенности его как не бывало. Жалость к себе и унижение уже светились в его глазах.

Я снова начал расспрашивать Гельдера о его поездке. Пытаясь добиться моего расположения, он говорил без умолку. Оказалось, что Гельдера и его друга журналиста отправили во Франкфурт на немецкой машине. Там немцы дали его другу крупную сумму денег в португальской, голландской и американской валюте. Затем представители немецких властей переправили их через Швейцарию, Южную Францию и Испанию к португальской границе. Гельдер сознался, что вместе с ним весь этот путь проделала его жена.