Секретные объекты «Вервольфа»

Спустя несколько дней машины попали в жесточайшую пробку в районе реки Ингул, где был взорван мост и надо было ехать в объезд на другую переправу. Когда немецкие самолеты стали бомбить скопление транспорта и тысячные массы беженцев, началась страшная паника. Кружа несколько дней по дорогам где-то в районе Николаева, они неожиданно наскочили на ехавшую по шоссе передовую часть немецких мотоциклистов, неизвестно откуда взявшихся в этих местах. Один грузовик был сразу подбит, а ребята, ехавшие на нем, бросились врассыпную. А через пару часов их нагнала колонна немецких танков, поднимающая за собой столбы пыли. Немецкие солдаты безбоязненно сидели на броне и корчили гримасы, показывая руками на ребят, в испуге сгрудившихся у свалившейся в обочину полуторки.

Двое суток ребята вместе со старым директором и двумя учительницами бродили по лесу, боясь выходить на дороги и обходя стороной деревни, поселки и открытые пространства. Повсюду слышались выстрелы, разрывы снарядов и мин, пулеметные очереди, лязг танковых гусениц и рокот моторов. Измученные жаждой и голодом, они уже не могли больше бесцельно блуждать среди лесов, тем более что двое из ребят, казалось, серьезно заболели.

Они вышли из леса и где-то в районе ближних предместьев Херсона были задержаны патрулем немецкой полевой жандармерии. С директором, который пытался что-то объяснить немцам, разговаривать не стали, а только избили до полусмерти.

А обеих учительниц сразу увели куда-то под одобрительный гогот собравшихся солдат. Больше их никто никогда не видел.

Это было двадцать третьего июля 1941 года, ровно через месяц после начала войны.

Из протокола допроса Рольфа Дитмана от 13 апреля 1945 года

«ВОПРОС: После задержания как немцы с вами поступили?

ОТВЕТ: После задержания один немецкий офицер меня коротко спросил, интересовался, где родился и жил, кто по национальности, в каких школах учился, а затем предложил остаться на службе в немецкой армии. На это предложение я не согласился и попросил офицера, чтобы он отпустил домой. Офицер удовлетворил мою просьбу, и я поехал домой…»

Рольф очень хорошо помнил тот знойный августовский день, когда он наконец добрел до своего села, носящего странное название Секретарька. Помнил, как из дома выскочили мать и отчим, которого Рольф так и не научился называть отцом, а называл дядей Антоном, брат Людвиг и десятилетняя сестренка Анита. Они радостно обнимали его, наперебой расспрашивая, как удалось ему выбраться из полосы боевых действий, говорили, что уже не чаяли увидеть Рольфа в живых.

Потом начались привычные деревенские будни. Рольф работал вместе с отчимом в поле, помогал матери ухаживать за скотом, ездил на заготовку сена и дров. Дело в том, что немецкие власти, стремясь привлечь на свою сторону советских немцев, проживающих на оккупированной территории, так называемых фольксдойче[72], распределяли между ними колхозные земли, скот и инвентарь. Родители Рольфа получили двадцать пять гектаров земли, несколько коров и лошадей, большое количество кур и гусей и теперь могли считаться довольно зажиточными людьми.

Фронт откатился далеко на восток, и война, казалось, уже больше не придет в дом Дитманов. Но в один из январских дней сорок третьего года из одесской ортскомендатуры[73] Рольфу неожиданно пришла повестка — тогда-то и тогда-то явиться для призыва в немецкую армию. Это было словно гром среди ясного неба! Мать зарыдала, причитая, а всегда молчаливый отчим вдруг стал многословно говорить о том, что он поедет в Одессу, встретится с ортскомендантом и уговорит его не призывать Рольфа на службу. Дескать, хозяйство у них большое, они регулярно осуществляют продовольственные поставки для вермахта и что Рольф нужнее и полезнее для Германии был бы здесь, трудясь «во славу немецкого оружия» в крестьянском хозяйстве.

Но соседи, сын которых также получил повестку, отговорили старшего Дитмана от опрометчивого шага.

— Ты же немец и знаешь, что немцы любят порядок. Ортскомендант тебя даже слушать не будет. Если только ты заикнешься о том, чтобы твоего сына освободили от призыва в армию, они, скорее всего, назовут тебя саботажником и отправят в лагерь. А потом, мы же — фольксдойче. Мы должны помогать доблестным солдатам вермахта громить большевиков. Ведь, если они снова вернутся, нам несдобровать. Ты же не хочешь сдохнуть в Сибири? — убеждал Рольфова отчима сосед.

К назначенному сроку Рольф явился в одесскую ортскомендатуру. Там было уже по меньшей мере около сотни таких же, как он, бывших советских немцев. Все они подлежали призыву на фронт.