«…1 апреля мы должны были начать предварительную авиационную подготовку, а артиллерия — огневую разведку и вскрытие фортов и дотов (этот термин означает снятие с железобетона земляного покрытия). Генерал-полковник Хлебников, глубоко огорченный, во второй половине дня доложил мне, что действия артиллерии не дают должного эффекта из-за низкой облачности, густого тумана и дождя.
Такая погода держалась до 5 апреля. Бомбардировочная авиация фактически так и не смогла начать удары. Лишь легким самолетам По-2 удалось произвести 766 вылетов в ночное время. Однако бомбы, которые могли поднять наши „ночные бомбардировщики“, были, по существу, безвредны для мощных сооружений Кёнигсбергской крепости…»
После ухода Готцеля Бёме еще несколько минут пребывал в задумчивости. «Если сведения об объектах „Вервольфа“ в Кёнигсберге, особенно об объекте „Б-Зет“, просочатся к русским, летит к черту весь план диверсионной борьбы, — думал он. — Но не только он. Зная объекты „Вервольфа“, русские обязательно выйдут на тайные хранилища музейных ценностей, а этого нельзя допустить. Тем более что гаулейтер однозначно дал понять, что будет строго следить за тем, как исполняется его приказ».
Мысли Бёме прервал адъютант, вошедший в кабинет.
— Господин оберфюрер, — сказал он, — только что получен для вас пакет с пометкой «Лично». Разрешите вскрыть?
Он аккуратно срезал ножницами нитки, которыми был прошит большой конверт с пятью сургучными печатями.
«Военные все играются в военную тайну», — с некоторой долей иронии подумал он.
В пакете была шифротелеграмма, подписанная начальником Главного управления имперской безопасности обергруппенфюрером Кальтенбруннером и состоящая всего из нескольких строк. В ней начальнику «Оперативной группы Б» оберфюреру Бёме предписывалось немедленно сформировать из подразделений СД и СС, дислоцировавшихся в Кёнигсберге, отдельный сводный полк СС, который должен взять на себя оборону центральной части города, правительственных и иных особо важных объектов.
«С комендантом крепости Кёнигсберг генералом от инфантерии Ляшем и гаулейтером Восточной Пруссии Кохом согласовано», — стояло в конце телеграммы.
— Хорошо. Вызовите через два часа ко мне Готцеля, Крайхена, Вурца, всех руководителей «W»-групп, подготовленных для действий в Кёнигсберге, а также начальников всех отделов и четвертого реферата Главного сектора СД.
— Слушаюсь, господин оберфюрер.
Бёме задумался. Раз Кальтенбруннер назначил его, контрразведчика, командиром боевого полка, значит, дела совсем плохи не только в Кёнигсберге, но и в Берлине. «Агония. Настоящая агония, — проносились безрадостные мысли в голове Бёме. — Неужели придётся сдохнуть здесь, среди обугленных развалин и трупов? Почему? Я что, не могу найти выход из создавшегося положения? Я, человек, держащий в своих руках нити тайной службы, обладающий властью над сотнями агентов и сотрудников СД, знающий самые сокровенные секреты рейха, должен уйти в небытие! Причем бессмысленно!»
Он встал, подошел к сейфу, достал из него топографический план центральной части города, стал внимательно его рассматривать, как будто видел в первый раз. План пестрел разноцветными значками, обозначающими многочисленные объекты «Вервольфа», законспирированные радиоточки, бункеры и тайные склады.
«Да, объект „Б-Зет“, скорее всего, расконспирирован, — продолжал мысленно рассуждать Бёме. — Помимо углубленного бункера, он имеет длинный туннель, проходящий под кварталами Альтштадта. Официально для сотрудников СД, принимавших участие в строительстве и оборудовании объекта, этот туннель должен служить местом скрытного временного сосредоточения трех диверсионных групп».
Предполагалось, что после того, как бои в городе прекратятся, две группы растворятся среди жителей города, укрывающихся в подвалах, а затем «просочатся» в другие районы Кёнигсберга, а третья будет продолжать базироваться в специально приспособленном подвале неподалеку от Альтштадтской ратуши. Но это было для всех. Для всех, но не для Бёме. О втором, более важном назначении туннеля знали всего трое — Готцель, Вурц и он сам, Бёме.