Секретные поручения

Оказалось, у Паши Дрына сегодня день рождения. Выяснилось это, когда Гога не поехал на товарную станцию, как планировалось с вечера (Сергей уже знал, что именно там, на товарной, им чаще всего отгружают продукты с «начинкой»), а помчался на мясокомбинат.

Пока он разворачивал машину, на рампе появился один-единственный рабочий с тележкой. Тележка была пуста. То есть почти пуста: там стояла лишь любимая Пашина кружка, вровень с краями наполненная «поросячьим соком», и белый фанерный щит с намалеванными алой краской цифрами 25 в пестрой рамке.

Дрын выглянул из фургона наружу и улыбнулся.

— А вот и подарок, — сказал он, спрыгивая на рампу. И добавил удовлетворенно:

— Специально.

Сергей ничего не понял. Из кабины вышел Гога с несколько просветлевшим лицом, правда, следы какой-то озабоченности сохранились — будто шофер мучился животом.

Он полез в карман, достал черную коробочку, угловатым неловким движением протянул Дрыну.

— Это от фирмы и от Валыча лично. Со всеми, короче, наилучшими…

Дрын взял коробочку, открыл. Внутри блеснул массивный корпус наручных часов с тремя заводными головками.

— Ух ты! — ухмыльнулся Дрын. — Они точно идут, секунда в секунду. Храмонотр называется.

— Хронометр, — поправил Сергей. — У тебя что, день рождения?

— Ну, — радостно кивнул Паша. — Специально.

Он склонился над тележкой, взял кружку, подержал перед собой. Прищурил один глаз, будто прицеливаясь. Поверхность задрожала, по краям поползли густые красные потеки. Дрын бережно вытер кружку мятым носовым платком — и долгим-долгим залпом, прикрыв глаза, выпил. Потом выплюнул на бетон приставшие к зубам «пенки».

На товарную заехать все-таки пришлось. Там забросили в фургон несколько ящиков «Бонда» и балтийских шпрот. Поехали обратно. Дрына всю дорогу мучила отрыжка. Он улыбался.

— Извини, — сказал Сергей Курлов, — я не знал, что у тебя сегодня праздник.

Поздравляю. Желаю там… всего.

— Спасибо, — ответил Дрын, продолжая улыбаться. — Приходи сегодня в «Лабинку», Ираклий обещал приготовить целое корыто какой-то народной грузинской дряни.

Вчера барашка прикупил на рынке. Специально.

Сегодня он раз восемь повторил это слово. Специально. Раньше никогда не говорил, а тут заладил, будто толькотолько выучил.

Наверное, подумал Сергей, Дрын просто отрывается, что этот день — именно его день, когда все, включая даже директора в его высокой стеклянной башне, думают о нем. Заботятся. Подарки делают. Специально для него. Для Дрына, простого грузчика в грязной робе, подол которой затвердел от пота и говяжьей крови. Не для Гоги, нет — хотя Гога бригадир и получает на полторы сотни больше; не для Вал Валыча — хотя Валыч управляющий, решает всякие важные дела и носит синий костюм в мелкую полоску, а получает… Много получает, короче. Вчера вечером Хой, видно, заглянул в свой календарь и сказал: «Слушай, Валыч, а подарок для Есипенко ты купил?» — «Нет», — растерянно ответил Валыч. «Так какого хрена ты стоишь? А нука, возьми у меня в сейфе сотни две да бегом в магазин. И пошевеливайся». И Валыч побежал. Специально. Вот оно.

В районе Ботанического сада Гога притормозил ненадолго. Снаружи сквозь частое дыхание двигателя донеслись голоса: «… Он сам сказал, точно. Да, именно здесь, на Майкопской, говорю тебе. Ты… ты рули знай, вот и все». Стукнул бортик фургона; подтянувшись, внутрь перевалился человек в ветровке, за ним — еще один.

Машина тронулась.

— Здорово всем. Ну-ка, подвинь задницу, Дрын, расселся…

Это были Метла и парень из охраны — тот самый лоб, что топтался рядом с Вал Валычем, когда Сергея принимали на работу. Лоб с цветными подтяжками.

Дрын пробормотал что-то смущенно-радостно, подвинулся. У Лба в руке — большой пластиковый пакет, какими торгуют бабки на привокзальном рынке. Полнехонький.

«Выпивка и закуска», — догадался Сергей. Гости уселись на скамейке по обеим бокам от Дрына. В крышу фургона тихо забарабанил дождь.

— Выпей, Паша, — сказал Метла, протягивая Дрыну плоскую четвертушку «Баллантайна».

Дрын закрутил своей маленькой головкой.

— Нет, — сказал он, — я водку не люблю.

— Это не водка. Виски.

— Все равно. Вот пожрать я бы пожрал.

Лоб залез рукой в пакет. Тут фургон стал поворачивать, и он едва не слетел со скамейки. Что-то звякнуло. А Метла продолжал настойчиво тыкать бутылку в лицо Дрыну.

— Пей, говорю, — внушал он, как маленькому. — Это лекарство.

— Да перестань…

— Пей, Паша.

Голос у Метлы стал какой-то особенный: глухой, плоский. Злой. И Дрын вдруг напрягся, побледнел. Он смотрел на Метлу во все глаза, будто впервые увидел, а нижняя челюсть его медленно опускалась на грудь.

— Ты что?.. — пробормотал он неуверенно. — Я… не хочу.

— Без истерики, Паша. Так всем будет лучше. Пей.

Дрын взял бутылку дрожащей рукой.

Пригубил.

— Пей еще. До дна.

Дрын послушно выпил все до последней капли — не сводя с Метлы завороженных глаз.

Потом резко развернулся, швырнул в перегородку пустую четвертушку, закричал:

— ГОГА!! СТОЙ!!