— Не знаю. Это тебе одна странность. Вторая — ведет себя сопляк дерзко, уверенно, как будто за ним кто-то стоит. Проверяли — никто не стоит! Ни брата-начальника, ни свата денежного у него нет, да и вообще никого! Я раз глупость сболтнул, потом хотел отказаться, а он улыбнулся с таким превосходством, как будто у него в кармане магнитофон все записывает!
Байдак хмыкнул.
— Проверить надо было!
— Хотел. Мой человек направил пару лихих ребят его прощупать — оба пропали!
Потом один объявился. В больнице, со сломанным позвоночником! Тоже странная история!
— Да…
— А сопляк вдобавок пистолет решил завести. Я рапорт в корзину бросил, а он напрямую Побеленному подал! И тот без моей резолюции дал согласие, на себя ответственность взял! Это вообще уму непостижимо…
— Да… — невыразительно повторил Байдак. — Только самая большая странность не в этом. В другом.
Степанцов ждал продолжения, но не дождался и был вынужден сам спросить:
— В чем же?
Байдак резко повернулся, и прокурор совсем близко увидел вытаращенные в ярости глаза.
— Про то, что я имею отношение к «Елочке» и «Застройке», не знает даже моя жена!
Там все оформлено на подставных лиц! И твой Петровский никак не мог это пронюхать!
Байдак говорил страшным шепотом, Степанцов никогда не видел старого приятеля в таком состоянии. Чувствовалось, что вот-вот он сорвется…
— Успокойся, Дмитрий…
— А он пронюхал! И вовсю копает под меня! А ты не можешь ничего сделать! А он прислал мне повестку с припиской: «В случае неявки будете подвергнуты приводу»!
Теперь Байдак кричал, но кричал тихо — напряженно хрипели голосовые связки, брызгала слюна, глаза готовы были вылезти из орбит. Степанцов испугался, что его разобьет инсульт.
— Успокойся, Дмитрий…
— Я очень спокоен! Когда он меня арестует, я тоже буду очень спокоен! Чего мне нервничать, если у меня такой замечательный друг — прокурор города!
Байдак сплюнул в темную воду, быстрым движением положил на парапет красивый бордовый «дипломат» из натуральной кожи, щелкнул замочками и поднял крышку.
Внутри лежали две прозрачные папки с" бумагами, сотовый телефон, раскладной стаканчик и плоская бутылка бренди в специальном футляре. Расплескивая янтарно-желтую жидкость, Дмитрий Павлович налил стаканчик до краев и залпом выпил. Потом долго смотрел перед собой — на вязкую холодную реку, пустой белый пляж на противоположном берегу, черную зубчатую полоску лесополосы за пляжем.
Через несколько минут его отпустило.
Байдак сложил стаканчик, спрятал бутылку в футляр, запер «дипломат» и пошел к машине. Прокурору он выпить не предложил. И руку не протянул. Даже «до свиданья» не сказал.
Дверца «Ланчи» захлопнулась, машина беззвучно завелась, отъехала назад, нарисовав колесами изящную букву J, — и устремилась по щербатым плитам набережной в сторону Лысой горы.
"Красивая тачка, — с тоской подумал Степанков. И еще подумал:
— Что же теперь будет?"
Глава четвертая
РАДИКАЛЬНЫЕ РЕШЕНИЯ
…Сижу на чердаке, давлюсь плавленым сырком, попиваю чай из термоса. А через двор от меня кончают Метлу. Кончают, я точно знаю — хоть занавески задернуты и свет в квартире не горит. Я специально, когда ухожу, оставляю включенной лампочку на кухне: мол, сижу дома, как и было велено, тише воды ниже травы, все нормал. Но я видел, как в подъезд вошли Лоб, Метла и незнакомый мне круглоголовый парнишка, а потом свет погас, хоть на улице и не рассвело еще толком. И занавески — вж-жик.
Когда его кончат, мне надо будет уходить отсюда. Искать новое пристанище. На чердаке не останусь, конечно; хватит мелькать по подъезду туда-сюда — жильцы и так начинают догадываться о чем-то, позвонят — и возьмут теплого. Да и не только в этом дело… Лучше всего попробовать сорваться в Туапсе или Сочи, там хоть не замерзнешь зимой.
Почему я так уверен, что Лоб и этот, круглоголовый, кончают Метлу? Да просто уверен, и все. Когда его вели, я рассмотрел: волосы на затылке свалялись, смотреть тошно, глаза косят — заяц кастрированный, да и только. Я сразу вспомнил Есипенко, его день рождения, трубу вспомнил с облупленной краской. Собаке собачья смерть. Хой не тот человек, который станет усложнять себе жизнь только из-за того, что Метлу сдала какая-то Машка. Не будет никакой просторной квартиры в центре города, не будет сосисок, фруктов и видеотеки. Я знал, что Метлу уберут и еще подметут за ним, чтобы мусоринки не осталось…
Ага, вот кто-то схватился за занавеску с той стороны. Ткань сморщилась, натянулась, а потом ухнула вниз вместе с карнизом. Но все равно ничего не видно, темнота одна. Да мне и не хочется смотреть, насмотрелся уже.
Ведь когда я стоял над хрипящим Есипенко и просил Метлу, чтобы дал мне пистолет, — он не дал. «Трубой кончай», — сказал.
Стрелять Метлу не будут, точно. Домишко панельный, все слышно, зачем рисковать?