Как видим, в курсе дел были лишь высшие государственные функционеры, чья деятельность непосредственно касалась предмета советско-германских отношений (не будем забывать, что фундаментом Договора о ненападении являлся подписанный 19 августа 1939 г. торговый договор между Германией и СССР, имеющий колоссальное значение для нужд тяжелой, то бишь военной, промышленности). Таким образом, Сталин не мог в широком кругу членов Политбюро и представителей Коминтерна разглагольствовать об «известном вам предложении Германии», поскольку об этих предложениях никто посторонний не знал и не мог знать.
Венгрия, Болгария, и особенно Румыния — это страны, где влияние Германии было преобладающим. Никогда не шло речи о передаче этих стран в сферу влияния СССР даже в гипотетическом ключе. Румыния была стратегическим экономическим партнером Германии, обеспечивая большую часть поставок нефти. Рассуждения Сталина о балканских делах и германо-итальянских отношениях носят абсолютно оторванный от реальности характер. 22 мая 1939 г. был заключен Стальной пакт — военно-политический союз между Германией и Италией, образовавший ось Берлин — Рим. Поэтому оснований для сомнений в том, что Италия последует за Германией, у Сталина в августе 1939 г. не должно было быть.
Сталин не мог сказать в августе 1939 г., что
За весь предвоенный период никогда не поднимался вопрос о советской экономической помощи Германии. Речь велась исключительно о торговле, причем условия сделок были чрезвычайно выгодны СССР и весьма обременительны для Германии, но Берлин вынужден был идти на определенные жертвы, оплачивая политические уступки со стороны Советского Союза. Поэтому Сталин и в качестве шутки не мог сказать, что мы будем «экономически помогать Германии».
Даже беглый анализ указывает на то, что «речь Сталина» — довольно примитивная фальшивка, рассчитанная разве что на интеллект среднего западного обывателя. К тому же как содержание «секретного доклада» Сталина могло просочиться за границу? Рюффен свои показания по этому вопросу менял довольно резво. В книге де ла Праделя он сообщает, что ему каким-то неведомым образом представилась возможность войти в контакт с мифическим высокопоставленным лицом, чья информированность не вызывала сомнений. Это лицо и предоставило все необходимые сведения, которые Рюффен записал как можно точнее. Через два года Рюффен утверждал, что он не проявлял инициативы, а находился 27 ноября 1939 г. в женевском бюро агентства «Гавас», когда неожиданно появился посетитель, доверивший ему некий документ. После тщательного анализа Рюффен пришел к выводу о том, что это достоверное изложение «речи Сталина» и в тот же вечер передал текст в Париж.
После войны историю с «речью Сталина» расследовал немецкий историк Э. Йеккель. Он списался с Рюффеном, однако тот, подтвердив факт передачи документа агентству «Гавас», не ответил на письмо историка, с конкретными вопросами об обстоятельствах этого акта. Никак не прокомментировал он и расхождения между первоначальным текстом и его дальнейшими редакциями.
Из версии Рюффена можно сделать вывод, что среди членов Политбюро, присутствующих на «секретном заседании», был предатель, устроивший утечку информации. Если бы описываемое событие 19 августа действительно имело место, то скандальная публикация во французской прессе дала повод для серьезного расследования. Оставить неразоблаченного иуду в своем ближайшем окружении Сталин не мог. Поскольку никаких мероприятий по поиску источника утечки информации предпринято не было (по крайней мере, об этом ничего не известно), можно смело заключить, что Рюффен высосал «речь Сталина» из пальца или кто-то иной осуществил через него «слив» дезинформации.