Секретные протоколы, или Кто подделал пакт Молотова-Риббентропа

Давайте разбираться с источниками. Книга г-на Pjekalkiewicza, на которую ссылается Лебедева, не может рассматриваться как надежный источник по той простой причине, что поляки-эмигранты не имели доступа к документальным свидетельствам и были вынуждены довольствоваться слухами. Книгу С. Дембского, на которую ссылается Козловский, мне достать не удалось. Зато в книге Дэвиса, на которую ссылается тот же Козловский, истории с конференцией между НКВД и гестапо (Дэвис, впрочем, пишет об СС) отведено одно предложение (!). При этом Дэвис ясно пишет об отсутствии документальных свидетельств об этой „конференции“ (Davies N. Rising 44: The Battle for Warsaw. London, 2004. P. 91)».[140]

Итак, никаких документальных источников о сотрудничестве между спецслужбами СССР и Германии нет. Вообще, сама необходимость обмена опытом по линии гестапо — НКВД вызывает большое сомнение. У советских спецслужб к тому времени был накоплен колоссальный опыт по борьбе как с политическим подпольем, так и с повстанческим движением (басмачество, махновщина, семеновщина, восстания горцев Кавказа), потому очень сомнительно, чтобы гестаповцы, не имевшие даже сотой части такой практики, могли научить чекистов чему-то новому. А вот знакомить немцев с эффективными методами антиповстанческой борьбы было совсем не в интересах СССР. Чем беспокойнее будет в тылу у немцев, тем лучше для советской стороны. Но самое главное, никакого организованного сопротивления Германии в Варшавском генерал-губернаторстве в 1940 г. не было. В Западной Белоруссии и Западной Украине и подавно: там советским властям приходилось не обороняться от польских повстанцев, а наоборот, защищать немногочисленных поляков от враждебно настроенного коренного населения.

В Кракове 29–31 марта 1940 г. действительно проходили советско-германские переговоры, однако к проблемам борьбы с подпольем они никакого отношения не имели. На встрече рассматривались чисто технические и организационные вопросы по осуществлению взаимного обмена беженцами на основании ранее заключенного межгосударственного соглашения. С советской стороны в переговорах участвовала делегация из трех человек, в составе которой был один капитан НКВД. В составе германской делегации помимо трех гражданских чиновников был один майор жандармерии. Вот на этой базе и был в 1952 г. запущен миф о антипольской конференции, в которой участвовали «высочайшие чины» гестапо и НКВД. Авторство этой «утки» принадлежит проживавшему после войны в Лондоне польскому генералу Коморовскому, возглавлявшему в 1944 г. варшавское восстание (см. его книгу «Секретная Армия» («The „Secret Army“»), Нью-Йорк, 1951 г. или польское ее издание «Armia Podziemna»). Позднейшие мифотворцы представили дело так, будто на этой конференции советская сторона предлагала сбагрить немцам ненужных ей польских пленных. После отказа германской стороны принять сей сомнительный подарок, Сталин якобы приказал расстрелять 25 тысяч польских офицеров.

А вот в курортном городке Закопане действительно в 1939–1940 гг. функционировала школа гестапо, в которой проходили подготовку украинские националисты. Нетрудно догадаться, что деятельность школы носила антисоветский, а не антипольский характер, и сотрудничество с НКВД в данном случае полностью исключалось. С момента образования советско-германской границы до 22 июня 1941 г. на Западной Украине было разгромлено около полусотни оуновских отрядов, заброшенных с германской стороны. Отношения же между НКВД и Имперским управлением безопасности (РСХА), куда входило в качестве IV управления и гестапо (государственная тайная полиция), меньше всего можно назвать дружескими. Только в 1940 г. между пограничной полицией РСХА и погранвойсками НКВД произошло 235 конфликтов, включая вооруженные столкновения, в результате которых с обеих сторон имелись убитые и раненные. Видимо, именно это и было то, что впоследствии пропагандисты доктрины советско-германского союза любили называть «дружбой, скрепленной кровью».