— Думаю, мы достаточно легко сможем это выяснить, — ответил Холмс, открывая дверь в гостиную. К моему удивлению, в коридоре снаружи стояла наша квартирная хозяйка, миссис Хадсон. На ней был передник, а руки были перепачканы мукой.
— В чем дело, миссис Хадсон? — с улыбкой осведомился Холмс.
— Я просто подумала, что лучше подняться и посмотреть… все ли в порядке, так как… — Она запнулась.
— Благодарю вас, все в полном порядке, — ответил Холмс и что-то нацарапал на клочке бумаги. — Не будете ли вы так любезны передать это мистеру Татхиллу из нерегулярной команды с Бейкер-стрит? — попросил он, вручая записку миссис Хадсон.
— Да, сэр, — кивнула она, пряча бумажку в карман передника. — Мистер Холмс, могу я задать вам вопрос? Этот человек, который только что вышел отсюда… он…
— Совершенно верно, миссис Хадсон. Не буду вас задерживать — пожалуйста, возвращайтесь к вашей выпечке.
— Что?.. Ах да, конечно… — Она посмотрела на испачканные мукой руки.
— До свидания, миссис Хадсон, и благодарю вас, — твердо сказал Холмс.
— Вы очень любезны, мистер Холмс. — Казалось, миссис Хадсон хочет что-то добавить, но Холмс вежливо выпроводил ее из комнаты и закрыл за ней дверь.
— Чем меньше она будет знать об этом, тем лучше для нее, — сказал он, направляясь в свою спальню.
— Значит, вы думаете, что Мориарти говорил правду?
— Скоро мы это узнаем. Пришло время навестить моего брата Майкрофта.
Клуб «Диоген» находился на Пэлл-Мэлл, напротив квартиры Майкрофта Холмса и неподалеку от его рабочего кабинета. Распорядок Майкрофта редко менялся — до четырех сорока пяти он пребывал в кабинете, потом отправлялся в клуб и ровно в семь сорок возвращался домой. Ирония заключалась в том, что физическое пространство, в котором обитал этот удивительный человек, было настолько же ограниченным, насколько был широк его внутренний мир. Холмс однажды признался мне, что Майкрофт не только превосходит его интеллектуально, но что «подчас он и есть само британское правительство». Так как Холмс отнюдь не был склонен к преувеличениям, мое уважение к его брату было безмерным.
Мы вошли в величественное сооружение, где помещался клуб — тяжеловесное здание из серого камня, типичное для средневикторианского периода, и направились в салон для гостей — единственное помещение, где дозволялось разговаривать. Майкрофт Холмс сидел в кресле, и мне показалось, что он слегка погрузнел после нашей последней встречи. Но серые глаза оставались такими же проницательными, как у его брата, а массивный череп свидетельствовал о столь же внушительной силе ума. Я сел в низкое мягкое кресло, едва не утонув в нем.
— Вы имеете дело с ответвлением организации фениев, именуемым «Треугольником», — начал Майкрофт без лишних предисловий. — Они называют себя «Непобедимые» или «Клан наГэл». Среди их мрачных подвигов убийство лорда Фредерика Кэвендиша, вскоре после того как он был назначен старшим секретарем по делам Ирландии в 1882 году; они также подозреваются в ряде преступлений в Соединенных Штатах. Это безжалостные люди, которые не останавливаются ни перед чем в своем стремлении добиться независимости Ирландии.
Сделав паузу, он зажег трубку, лежащую на подлокотнике кресла, и тонкие струйки дыма начали виться вокруг его широкой головы.
— Правительство уже получило записку с предложением обменять брата Мориарти на нескольких заключенных-фениев. Обмен, разумеется, отпадает. Эти люди непосредственно участвовали в организации взрывов по всей Англии в 1883 году, принесших гибель ни в чем не повинным людям. У нас есть основания полагать, — продолжал Майкрофт, — что в ближайшие дни бомба будет заложена в одном из крупных зданий Лондона. Нет нужды объяснять, что последствия могут оказаться катастрофическими. — Он протянул Холмсу листок бумаги. — Конечно, эти пароли могут и не сработать, но более свежей информацией мы не располагаем.
— Понятно, — промолвил Холмс. Он внимательно изучал текст; его худое лицо было напряжено, а серые глаза сверкали, как угли в тусклом освещении клуба «Диоген».
Майкрофт проводил нас к двери, и когда мы повернулись, чтобы выйти, положил руку на плечо брата.
— Будь осторожен, Шерлок.
Я был удивлен скорее нехарактерным для него жестом, нежели словами, но Холмс молча кивнул.
Снаружи мы немного задержались, вглядываясь в окутывающие Лондон сумерки. Холмс стоял на лестнице у входной двери; его чеканный профиль четко вырисовывался на фоне тускнеющего заката. Я думал о том, какие мысли роятся у него в голове, когда он внезапно стряхнул с себя оцепенение, сбежал на тротуар и остановил кэб. Мы ехали молча до самой Бейкер-стрит; Холмс сидел, погрузившись в раздумье, а я хорошо знал, что в такие моменты его лучше не беспокоить.
Когда мы прибыли на Бейкер-стрит, Холмс без единого слова направился к себе в спальню. Я сел на диван и набил трубку. Мне очень не нравилась эта история, но я настолько привык полагаться на Холмса, что не знал, следует ли мне выражать свои опасения. Однако, к моему изумлению, Холмс через несколько минут вышел из спальни в черном костюме с воротником священника.