Отец оторвался от Бланш, обрадованный появлением Шерлока, словно это шанс на спасение. Он засуетился над сыном, вытряхивая у него из волос обрывки красной бумаги и испуганно глядя на его испачканные кровью пальцы. Крышка сильно ударила мальчика, но он, не замечая боли от царапин, не отрываясь смотрел на расписку, которую все еще сжимал в руке.
Шерлок услышал пение. Нет, он пел сам:
Бланш стояла неподвижно, глядя, словно Горгона, на отца и сына.
— Зачем ты привез это отродье, Сайгер? Чтобы напомнить мне, что ты делил ложе с другой?
Темнота шевельнулась. На момент мальчик уставился в темные глаза Ирисы в нескольких дюймах от его собственных; потом она отобрала у него расписку и шагнула назад.
— Иди! — обратилась Ириса к Бланш по-английски с сильным акцентом. — Возьми это. Замани его к своему смертному ложу. Песня укажет тебе дорогу.
Бланш рассеянно смотрела на бумагу, которую тетя вложила ей в руку. Ее губы шептали текст следующего куплета. Потом она рассмеялась и начала петь:
— Ключ, «Ловелл», ключ! — воскликнула Бланш, взмахнув распиской перед носом отца, который словно примерз к месту. — Найди меня, и возможно расписка вернется к тебе! — Она спрятала бумагу на груди и выбежала из комнаты; ее тетя тенью последовала за ней. И снова мальчик запел, как зачарованный:
Но Шерлок пел в одиночестве. Сайгер Холмс вышел из комнаты. Отправившись следом, мальчик обнаружил отца у подножия лестницы прислушивающимся к голосам наверху — негромкому настойчивому голосу Ирисы и сердитым ответам ее племянницы.
— Оставь меня в покое! — внезапно закричала Бланш. — К чему болтать о мертвых? Они ничто — только живые имеют значение! Я жива и буду жить, слышишь? Аrr tеz! N'у touсhе раs!..
[55]Глухой удар прервал фразу.
Отец взбежал по ступенькам. Мальчик, спотыкаясь, поплелся за ним. Ириса стояла на верхней площадке перед закрытой дверью спальни, суровая, как рок, и неумолимая, словно Немезида.
— Уходите! — сказала она. — Забота о ней — мое дело, а не ваше. Уходите, и ваш долг этой семье будет прощен.
— Что вы с ней сделали?
— А вы не догадываетесь? Пой, мальчик! И мальчик запел:
— Стойте! — крикнул отец. — Я не понимаю! Почему вы это делаете?
— У меня на родине знают, как обходиться с такими бессердечными существами, как она, которые удовлетворяют свою страсть за счет других, нападая на тех, кого должны оберегать.
— Вы считаете ее вампиром, вроде лорда Рутвена Полидори
[56]или Варни Преста? — Отец попытался рассмеяться. Мальчик видел, что он считает Ирису безумной и боится ее. — Бледность ее щек и кровь на губах — результат болезни, не более. Вы же образованная женщина! Вы не можете верить в эти нелепые истории!Ириса улыбнулась, и ее улыбка была ужасной.
— Я верю в зло. Я верю, что нигде на земле человек не защищен от зла, включая вашу сверхцивилизованную Англию. Думаете, только носферату охотятся за невинными? Сказать вам, почему эта женщина все еще жива, когда ее маленькие сестры покоятся рядом в могиле? Потому что их отец, этот подвижник науки, перекачивал в нее кровь своих младших дочерей!
Палец в черной перчатке устремился, словно копье, в направлении закрытой двери лаборатории.
— Он и она высасывали кровь у несчастных малюток, пока в их жилах ничего не осталось. Слишком поздно я поняла, что означают эти дьявольские письмена на стене, эти железные койки боли и страданий! Слишком поздно в нем пробудилась совесть! О, мои маленькие племянницы, мои бедные Алиса и Элиза…
На какой-то момент горе стерло гримасу ненависти с ее лица, но то, что скрывалось под ней, оказалось еще страшнее. Усилием воли Ириса взяла себя в руки.
— Уходите! — с холодным презрением повторила она. — Вы слабый и глупый человек. Однажды вы по доброй воле обняли эту развратницу, и теперь она вдохнула смерть вам в рот. Я знаю это! Уходите! Скоро вы соединитесь с ней в могиле. Слышите? Она уже зовет вас!