Секретный дьяк или Язык для потерпевших кораблекрушение

Голова моргнула, отплюнула песок и выругалась. «А говорил, убивать не будет! — услышал Иван хриплый сердитый шепот. — А говорил, что оставит жизнь!»

— Да кто говорил?

— А брат Игнатий.

— Да ты погоди, Похабин, — удивился дьяк-фантаст Тюнька, попытавшись за уши приподнять говорящую голову. — У тебя что, и тело есть?

Похабин обиделся:

— Почему ж нет? Есть. Только временно закопанное.

— Тогда чего жалуешься? — укорил Похабина дьяк-фантаст. — Сказали тебе, что убивать не будут, так ведь и не убили. Вот радуйся, живой ты. Если ты, конечно, живой.

— Отрыть меня надо, — беспокойно моргнул Похабин. — Вода скоро рот зальет, и спина чешется.

Пожаловался:

— Озяб я.

— А буса где?

— В море?

— А ты почему на берегу?

— Выброшен.

— Как такое случилось? — спросил Иван, чувствуя холодный взгляд чугунного господина Чепесюка.

— А так случилось… — непонятно прохрипел Похабин, отплевывая попадающий в бороду песок. — Монах, значит, один затеял уйти в море… Мне сказал, что, дескать, не будет убивать. Не хочешь идти с нами, сказал, сиди на берегу, дурак. Жив останешься, когда-нибудь отыщем… Я говорю, а чего ж не останусь жив на берегу? Я обязательно останусь. А брат Игнатий засмеялся. До этого вообще хотел бросить меня в море, да воспротивились казаки. Похабин, сказали, плохому нас не учил, надо по-человечески поступить с Похабиным. И поступили по-человечески, не бросили в море. Вывезли на берег, для надежности всадили в яму… — Похабин отплюнул набивающийся в рот песок и выругался: — Еще полчаса и затопило бы приливом…

— Погоди, Похабин, — остановил Иван говорящую голову. — Кто вывез тебя на берег?

— Я ж говорю, монах.

— Брат Игнатий?

— Ну да. Гореть ему в аду!

— Да почему же он вывез тебя на берег?

— А я на него кричал. Просил казаков не ходить с ним.

— Куда не ходить? Почему кричал?

— Монах брат Игнатий, подведя бусу к берегу, прямо с утра ударил по дикующим, — хрипло объяснил Похабин. — Сказал, что возьмем у дикующих припас и сразу уйдем. Сказал, что не будем ждать ни тебя, ни господина Чепесюка. Загрузимся съестным, сказал, отнимем у мохнатых мяхкую рухлядь, и уйдем… А вышло совсем не так. На выстрел из пушечки набежало столько дикующих, что пришлось отводить бусу от берега… Алешку Ихина убило стрелой… Я стал кричать на монаха, зачем он порушил общий план? Теперь дикующие обиделись, кричал я на него, они барина Крестинина не пропустят к берегу, а строгий господин Чепесюк вырежет тебе язык, брат Игнатий, чтобы не брался больше командовать!.. А монах в ответ приставил саблю мне к горлу. Ему, дескать, не указ отныне ни строгий господин Чепесюк, ни барин Крестинин. Пускай сперва поймают!.. И обидно захохотал… И по лицу ударил… Хорошо, что не сабелькой, — Похабин снизу вверх испуганно покосился в сторону господина Чепесюка. — А потом брат Игнатий приказал свезти меня на берег и вбить в яму.

— Повесить! — выкрикнул маиор, с ненавистью втыкая сабельку в песок.

— Кого? — испугался дьяк-фантаст.

— Попа поганого!

Тюнька успокоился, а Похабин вяло пожевал губами:

— Теперь не повесишь… Теперь уйдет…

— Куда собрался монах?

— В сторону Апонии.

— А люди?

— Чего ж люди?… Людей он подбирал сам…

— А Карп Агеев?

— А Карп молчит… Он один… — Похабин пожевал губами, отплюнул долетевшую до него пену, и прохрипел с укором: — А ты оставил меня на бусе, барин…

— Откопайте Похабина!

Палками и обломками дерева, в изобилии валявшимися на берегу, потом просто руками казаки начали торопливо отрывать Похабина из песка, а он плевался слюной:

— Не будет ждать брат Игнатий… Сказал, что уйдет в Апонию… Сказал, что нам Бог поможет… — Вдруг вычислил среди казаков незнакомого человека в парике: — Это кто ж будет?

— Маиор его императорского Батуринского полка Яков Афанасьев Саплин, — охотно подсказал монстр Тюнька.

— Чего ж не похож на русского человека?

— Чего мелешь, дурак? — ногой замахнулся маиор.

— Меня сегодня все бьют… — хрипло пожаловался Похабин, скашивая глаза на чугунного господина Чепесюка. — Но я не ропщу… Наверное, так Богу угодно…

Похабина, наконец, вынули из ямы. Он весь дрожал, одежда на нем промокла. Кто-то вытащил сухие портки, чистую рубаху, нашелся потертый кафтан из запасных. Похабин, дрожа, одевался, отвертываясь от казаков. Кто-то легонько подтолкнул Крестинина.

Иван обернулся.

Тяжелый взгляд господина Чепесюка был направлен на Похабина. Кажется, господин Чепесюк видел что-то такое, чего пока не видел Иван. Пришлось незаметно передвинуться на шаг, тогда и Иван увидел белое голое плечо Похабина, которым он отворачивался от казаков. И не зря отворачивался. На том белом плече синели пороховые литеры — вор!

— Пагаяро!

«Молчи!» — взглядом приказал господин Чепесюк.

Под прикрытием скал вздули огонь, согрели чай. Похабин ел и пил жадно.