Секретный дневник доктора Уотсона

– Уотсон, это наша первая возможность поговорить после сражения. Что вы думаете про эту атаку белых?

– Это для меня загадка, старина, – признался я. – Судя по тому, что говорил Колчак, я предполагал, что они просто окружат поезд в Вятке, Релинский прикажет своим подчиненным сдаться и мы окажемся в безопасности. Я совершенно не понимаю, что происходит.

– И я не понимаю, Уотсон. Однако я уверен, что наш друг Релинский в курсе. – Холмс огляделся: – Кстати, где он? И где Татьяна?

– Холмс, – улыбнулся я, – неужели вы настолько далеки от человеческих страстей, что не можете понять сути самых обычных событий, которые разворачиваются у вас перед носом?

– Я совершенно не понимаю, к чему вы клоните, Уотсон.

Много лет я ждал момента, который позволит мне поменяться с Холмсом ролями, и теперь с удовольствием произнес его знаменитую фразу:

– Но ведь это же элементарно!

Прошло несколько часов, прежде чем большевики из Перми закончили работу по восстановлению железнодорожного полотна. Рейли вернулся вскоре после того, как Холмс пошел прогуляться. Направляясь к тому месту, где шла починка разрушенных путей, Рейли обернулся, и его взгляд со всей очевидностью показал, какая сумятица творится у него в душе. Я решил, что дело в liaison de coeur[18], однако вскоре выяснилось, что я ошибаюсь.

Рейли сердечно поблагодарил офицера из Перми, торжественно отдал ему честь и проводил его вместе с подчиненными к их составу. Тут же словно из ниоткуда появился Холмс, и мы втроем наблюдали, как пермский поезд наконец уезжает навсегда.

Холмс сразу же повернулся к Рейли:

– До того, как вы начнете объяснять, что здесь происходит, скажите, что произошло с Микояном и вашим мертвым солдатом? Что вы кричали и о чем говорили офицеру?

Рейли попросил нас обоих отойти подальше от поезда, от его людей и в особенности от Оболова, который теперь стоял на крыше солдатского вагона и с подозрением смотрел на нас сверху вниз. Мы уединились на ровном участке одного из холмов, между которыми стоял наш поезд.

– Джентльмены, – начал Рейли, – мне придется рассказать вам такие вещи, что, пожалуй, лучше присесть. Не знаю, как вы отреагируете на мои слова, но на всякий случай я отдам вам, мистер Холмс, свой пистолет. – Передав пистолет моему другу, Рейли продолжил: – Мистер Холмс, доктор Уотсон, я сдаю свое оружие, так как это единственный способ доказать мои добрые намерения. Для начала, чтобы вы поняли, почему я лучше подхожу для решения деликатных вопросов, чем вы, я собираюсь рассказать вам, кто я на самом деле, и кратко описать мои передвижения во время этой войны.

Именно тогда Рейли поведал нам б́ольшую часть той информации, которую я уже представил в этом повествовании, когда говорил о его прошлом.

– А теперь вернемся к вашему вопросу о Микояне, – сказал далее чекист. – Мне стало очевидно, что вы оба ничего не сможете предпринять. При таких обстоятельствах мне ничего не оставалось, кроме как немедленно его пристрелить. Вспомните: он забрал единственную телеграмму от Юровского – кстати, я потом вынул ее у него из кителя – и отдал приказ телеграфисту под страхом смерти никому не раскрывать ее содержание. К тому же он рассказал мне, что несчастный телеграфист погиб во время сражения. Поэтому смерть Микояна скроет любые следы информации о том, кто находится у нас в вагоне. Во-вторых, очевидно, что нельзя было допустить, чтобы кто-то видел, как я стреляю в Микояна. Поэтому я просто перевел вину на того, кто не будет возражать. А кричал я: «Предатель, предатель!» Тогда люди Микояна поверили, что тот человек был двойным агентом, затесавшимся в наши ряды. Все просто.

– Возможно, просто для вас, – заметил я. – Но для меня это впечатляющий пример стремительного мышления и действия, лучший из всех, которые я когда-либо видел.

Было очевидно, что Холмсу мое замечание не понравилось.

– А теперь, джентльмены, – заявил полковник, – я скажу вам нечто весьма неприятное. То, ради чего мы здесь.

Мы с детективом шагнули поближе к Рейли.

– Мистер Холмс, доктор Уотсон, в Петрограде я предупреждал вас, что не следует верить словам ни единого русского, а доверять англичанину можно только на одну десятую. Так что сами смотрите, насколько вы можете доверять мне. И все же я никогда не говорил более правдивых вещей, чем скажу сейчас. Меня послали не для того, чтобы я помог вам выполнить задачу по спасению царской семьи. Напротив, я должен был обеспечить ваш провал. Причем в процессе этого провала и вы, и вся царская семья должны были погибнуть.

Я остолбенел и едва мог дышать.

Однако Холмс, услышав это признание, лишь покачал головой и обратился ко мне:

– Итак, Уотсон, мы наконец знаем, зачем мы здесь. Именно вы и я должны были стать козлами отпущения.

Признание