Так было на Иксе не всегда: в давно миновавшую эпоху великих религий здешним мистикам был знаком восторг, который вырывает человека из времени и позволяет ему на какое-то мгновение, подобное вспышке молнии, соединиться с Абсолютом (как бы последний ни назывался). Было ли это озарение чисто субъективным и иллюзорным, как утверждали скептики, или же речь шла об откровении трансцендентного порядка, для нас сейчас не важно. Факт остается фактом: тогдашние иксиане видели в вечности не только абстрактное понятие, она могла переживаться ими в мистическом опыте. И не тогда ли это переживание бесповоротно исчезло из их жизни, когда для них перестал существовать потусторонний мир? Позволю себе напомнить, что мистики, пытаясь выразить невыразимое, обычно прибегали к языку влюбленных - единственному, который, по их мнению, был способен передать, пусть косвенно, то, что ускользает от обычной речи. Разве плотское соединение, очищенное любовью, не становится земной проекцией слияния любящей души с Богом, символическим отражением этого слияния? Разве в высший момент близости влюбленные не переживают одновременно и смерть, и блаженство, не исторгаются из времени, чтобы мгновением позже низвергнуться в него вновь? Так или иначе, с утратою пола бессмертные оказались необратимо отрезанными от этого опыта, который, быть может, только и был способен приоткрывать им вечность.
Любой из нас, жителей земли, когда-нибудь должен умереть: можно сказать, мы все как бы не до конца умерли. На Иксе я находился среди существ, которые не до конца стали богами: бессмертные, как олимпийцы, они тем не менее не обладали - еще не обладали - всей полнотой божественного могущества. И я, глядя на них, постоянно задавал себе один и тот же вопрос: почему эти люди, располагающие временем (в самом сильном, буквальном смысле слова) и знающие, что раньше или позже наверняка реализуют наиболее дерзкие свои стремления, не могут попросту наслаждаться жизнью в райском саду, которым стала их планета, - как то, несомненно, делали бы мы? Мне была непонятна эта всезаполняющая активность, эти шарящие взоры, исполненные жгучего любопытства, и, прежде всего, эта странная нетерпеливость: едва поставив перед собой цель, они, казалось, считали обязательным немедленно, тут же, ее достигнуть, как если бы от этого зависела их участь... Но их участь и вправду от этого зависела.