- Над специфическими условиями нам следует поразмыслить особенно серьезно. Прежде всего надо покончить с неопределенностью... Наш селянин, как вам сказать, ни к чему пока не пристроен. Погнал корову, теленка на выпас, - из леса бандеровец: давай! Прирезал, уволок. Бандиты в селе режут свиней, заготавливают колбасу, складывают свинину в бочки. Бандиты обрубают пальцы за колхоз. Убили Басецкого...
Остапчук спросил:
- Вы были в Буках. Як там?
- Там будет так, как мы решим, товарищ Остапчук. Если смотреть сквозь пальцы, чего угодно жди.
Ткаченко пустил по рукам привезенную из села Буки листовку, написанную грамотным и ядовитым слогом, размноженную на шапирографе. В листовке, высмеивая колхозы, угрожали...
- Что будем делать? - спросил Ткаченко.
- Разрешите мне, Павел Иванович! - Забрудский поднялся, подтянул пояс. - Надо им доказать, что смеется тот, кто смеется последним. Я предлагаю немедленно выехать в Буки для организации колхоза. Помочь им! И назвать колхоз именем товарища Басецкого. Ось що я предлагаю. - Забрудский сел.
Ткаченко одобрительно и мягко глядел на Забрудского: искренний, хоть и запальчивый, человек, надежный в верный.
- Прошу, кто еще хочет высказаться? Забрудский, на мой взгляд, открыл прения...
- Разреши мне, Павел Иванович. - Остапчук встал. - Нам нельзя, так сказать, опрометью бросаться в Буки. Там острая ситуация. Года не прошло, як мы начали звать Буки на коллективизацию. А тем, кто написал заявление, бандиты топором по пальцам... И сразу дело заглохло. Поховались селяне по норкам. Потом Басецкий поднял знамя, а що вышло? Не навлечь бы новый гнев на Буки...
Забрудский перебил Остапчука:
- Ты що, в кусты тянешь?
- Нельзя так, товарищ Забрудский, - с обидой заметал Остапчук, - я не меньше твоего повоевал, и о себе у меня нет заботы. Суета и горячка, бывало, зря сжигали целые роты. - И уже обращаясь ко всем: - Забрудский хай потрясает своими медалями не тут, в Богатине, а там, в горно-лесном массиве, в Буках. Я оттуда, як известно, еле-еле свою лысую голову унес. Шесть пуль возле нее просвистело...
Забрудский знал о случае с Остапчуком и в душе бранил себя за излишнюю горячность. Но сейчас дело было не в горячности, а в принципе. Он написал записку, подвинул ее Ткаченко.
- Можно огласить? - спросил Ткаченко.
- У меня нет секретов от товарищей, - сказал Забрудский.
- Товарищ Забрудский письменно, - Ткаченко подчеркнул последнее слово, - просит послать его уполномоченным райкома в Буки для проведения коллективизации. Как бюро смотрит на его просьбу?
Ткаченко отложил бумагу, потер виски, взглядом спросил прежде всего Остапчука, тот поежился и хмуро сказал:
- Похвально, конечно. Пускай едет. - Повернулся к Забрудскому, добавил: - Только щоб без замашек военного коммунизма...
- Что вы имеете в виду? - спросил сидевший в уголке недавно приехавший в район помощник прокурора Балясный, человек уже в летах, болезненный, ранее служивший в военной прокуратуре.
- Вы, товарищ Балясный, человек новый, не знаете... - начал было объяснять Остапчук.
Его перебил Забрудский:
- Что было, то было, увлекся немного, считал, что все обязаны понимать, не первый год Советской власти...
- А здесь условия особые, - сказал Балясный негромко, но внушительно. - Действительно первые годы Советской власти. Как правильно отметил товарищ Ткаченко, возвращаемся к двадцать седьмому году. Извините, я перебил...
Лицо Забрудского покрылось крупинками пота, щеки залоснились, туго застегнутый ворот гимнастерки мешал говорить. Забрудский расстегнул его.
- Кипел, перекипел, трудно переучивался с солдата на дипломата... Пришел с войны, имел неудобные для обтекания формы, воздух вокруг меня завихрялся, зараз уголки постесывал, смазку сменил, накат стал лучше, тормозная гидравлика редко отказывает...
- Вы тоже были танкистом? - спросил Балясный.
- Бронечасти. Угадали... - Забрудский обратился к Ткаченко: - А теперь хочу вернуться к вопросу о выдаче активистам оружия... Можно мне высказать свое необтекаемое мнение?
- Подождите, еще не закончили с первым вопросом, - сказал Ткаченко, сегодня мы должны выделить уполномоченных не только в Буки. Повсюду надо провести собрания, активизировать общественную жизнь там, где она замерла, встряхнуть людей... Куда поедете вы, товарищ Остапчук?
Глава вторая
Подполковник Бахтин провел в управлении округа почти неделю. С ним хотела было поехать Вероника Николаевна, проведать детей, но в последнюю минуту раздумала: муж не одобрял разъезды по служебным делам с женами.
Бахтин повидал начальство, выступил на совещании по ликвидации оуновских формирований, повидался с детьми и матерью. Жить на два дома было нелегко. Мать осторожно жаловалась, ворчала: "Когда вы кончите свои побегушки? Дети от вас отвыкают".
"Надо уговорить Веронику заняться детьми, - думал Бахтин по дороге к Богатину, лежа на верхней полке жесткого вагона, - пусть вернется во Львов". Тревога не покидала его. Письмо с трезубцем стояло перед глазами. Сколько раз он собирался предупредить жену, рассчитывая на ее мужество и понимание, но всякий раз язык не поворачивался.