Секретный фронт

- Конечно. Шпион, агент, палач и тому подобное... Эпитетов много, но нужны факты. Факты - упрямая вещь, Семен Титович. Мне надо знать все, быть готовым ответить без заминки на самый острый вопрос, на любой выпад. Вот, например, на такой вопрос: как Коновалец из кайзеровского агента стал фашистским агентом, стал служить не Украине, как его представляют, а Гитлеру? Есть данные?

- Есть. Нами был взят в плен немецкий разведчик, некто Штольце. Мы располагаем его показаниями. Да вы знаете о нем. Для вас Штольце не новость. Гитлер, придя к власти, потребовал отыскать шпионов, хорошо знающих Советский Союз. Штольце говорит, что ими для такой роли был определен Коновалец, завербованный немецкой разведкой.

Коновалец без особого труда добывал сведения об экономике и военном потенциале Польши, а вот по Советскому Союзу ему приходилось давать "липу". Немцы вначале охотно и много платили своему агенту, а потом, убедившись, что тот врет, решили его убрать.

Это более или менее официальная версия, но, возможно, были и другие мотивы, по которым следовало избавиться от Коновальца. В гитлеровской армии обычно так поступали с теми, кто был достаточно выжат и слишком много знал. Ликвидировать Коновальца поручили шефу главного штаба "организации украинских националистов", бывшему австрийскому офицеру Рихарду Ярому. Это был представительный, элегантный мужчина, отлично владеющий немецким языком. Ярый быстро вошел в доверие к Коновальцу и стал незаменимым помощником руководителя украинского националистического движения. У Ярого был солидный стаж в немецкой разведке, хорошо налаженные связи. Его прочили на место Коновальца. Коновалец, находясь в Роттердаме, получил шифровку о том, что Рихард Ярый должен передать ему крупную сумму денег от гестапо. Ярый вручил пакет своему агенту Валюку, вложив туда вместо денег бомбу с часовым механизмом. Ну, а дальше все, как полагается в детективном романе. Валюк вручает "подарок" Коновальцу в Роттердаме. И Коновальца, как говорят на Украине, "розирвало на шматки".

Ткаченко, улыбнувшись, что-то черканул в своем блокноте.

- Что вы там записали?

- Вашу последнюю фразу: "розирвало на шматки".

Дудник распрощался.

Ткаченко шел энергичным шагом, чувствуя на губах горьковатую пыль. Он расстегнул ворот гимнастерки, чтобы грудью ощутить вечернюю прохладу. Откуда ее принесло? С тех гор, прижатых к сумеречному низкому небу, или вон от той разъединственной тучки, пугливо плывущей со стороны леса?

Возле клуба густо толпились люди. Отлично! Подойдя ближе, Ткаченко услышал возбужденные голоса: вооруженные бойцы истребительного отряда слишком усердно наводили порядок.

- Зачем столько "истребков"?

- Надо, Павел Иванович, - ответил ему Забрудский. - Сам знаешь положение.

- Сними посты, Забрудский. Не слишком усердствуй.

- Тертерьян звонил, просил усиления...

- Желающих послушать многовато собралось, - проговорил Ткаченко. Всех не охватим. Клуб не резиновый. Если бы радиофицировать?

- Хотели было. Не вышло, Павел Иванович. - Забрудский прошел вперед, всем своим видом показывая, что в случае опасности он грудью своей загородит секретаря. - Давай сюда, прямо в президиум.

- Не протолкнемся, Забрудский.

- Эге, Павел Иванович! За кого ж ты меня принимаешь? Даже танкам пробивали ворота, чтобы ввести их в прорыв... - Забрудский проверил, на месте ли ордена и медали, лицо его сияло от сознания исполненного долга. А вот и Тертерьян!

Начальник райотдела МГБ встретил их упреками. Оказывается, проход был обеспечен с центрального подъезда.

- Прорвались с тыла, товарищ Тертерьян, - успокоил его Забрудский. А там пушкой не пробьешь.

- Что же получается, Павел Иванович? - озабоченно и с упреком спросил Тертерьян. - Мы принимаем меры, обеспечиваем предполагаемое совещание актива, а тут оказывается, актив кто-то переиграл на митинг.

- Не кто-то, а так решило бюро райкома, товарищ Тертерьян.

- Я-то ничего не знаю. Уж кому-кому, а мне в первую очередь надо было бы сообщить.

- В последнюю минуту решили, - сказал Ткаченко, успокаивая его, - в рабочем порядке. И генерал Дудник не возражал...

- Я с точки зрения безопасности. - Тертерьян закурил и тут же погасил папироску, поймав недоумевающий взгляд пожарника, стоявшего за кулисами в латунной каске польского образца и в брезентовой робе. - Вот у них все по инструкции, - как бы позавидовал Тертерьян пожарникам, - а нам приходится приноравливаться, Павел Иванович. Рассчитывали на узкое совещание актива, а теперь поглядите в зал - яблоку упасть некуда. Кого только нет! Может, с бомбами, с обрезами...

- Коммунистам не привыкать, товарищ Тертерьян. Слова партии сильнее бомб и обрезов. Ну, товарищи, готовы? - обратился Ткаченко к сгрудившимся у выхода в президиум. - Давайте-ка занавес!

Слушая вступительное слово Забрудского, его властный, повелительный голос, Ткаченко прикидывал в уме, как ему лучше построить свое выступление. Ясно одно: разговаривать с этим затаенно притихшим залом так, как разговаривал Забрудский, тоном приказа, было нельзя.