Секретный фронт (СИ)

Родными стенами могут стать и чужие. Важно, что в них вместилось. В стенах бывшего немецкого госпиталя расположился госпиталь советский, родной. Ну вот и все основания называть стены родными и поправляться в них быстрее, чем в любых других. А если учесть горячий душ и большой флакон ароматного жидкого мыла, выменянный на тушенку в прошлое воскресенье на местном рынке, предпосылок для скорой поправки становится намного больше. Ведь горячую воду и мыло можно умножать на два.

Доктор Ерёмина вернулась из душа в свой кабинет, заперла дверь, переоделась и накинула белый халат. Сушить волосы она не стала. Это было делом долгим, поэтому Алевтина лишь вытерла их и надела врачебную шапочку.

Проверив, лежит ли, как обычно, в кармане марлевая повязка, Ерёмина вновь покинула свой кабинет и быстрым шагом направилась к операционным. Если взглянуть со стороны, никаких признаков отравления «немецкой дрянью» больше не наблюдалось. Шла Алевтина ровно, не покачиваясь, энергично, да и выглядела свежей и бодрой.

На самом деле так всё и было. Чувствовала себя Алевтина отлично. Наверное, потому, что никакого отравления на самом деле и не было. Закатанный рукав, шприц, конвульсии… это всё отвлекло внимание прибежавших офицеров и ни один из них не удосужился найти след от укола. Дырочка маленькая, понятно, не от пули всё-таки, да только всё равно заметная, особенно на женской нежной коже.

Этот спектакль дался Ерёминой нелегко, но зато спас жизни одним и души другим, она могла собой гордиться. Бомбежка, конечно, всё испортила, большинство «спасенных» Алевтиной погибли, но тут уж претензии к высшим силам. К богу, к судьбе, к стечению обстоятельств… кто во что верит.

От большого коридора оперблок был отделен высокими стеклянными дверями, которые сейчас были почему-то распахнуты.

Алевтина зашла в предоперационную, из которой открывались ещё три двери. За двумя светились только синие лампы, шла санобработка, а в третьей комнате горел яркий свет и негромко переговаривались люди. Ерёмина заглянула в операционную.

Хирург «размывался». Он уже снял перчатки и фартук. Над столом склонились ассистент, медсестра и анестезиолог.

Хирург вышел в предоперационную и снял повязку.

- Алевтина Дмитриевна, мое почтение! Как ваше драгоценное самочувствие?

- Хорошо, Яков Лейбович. Просто на удивление.

- Повезло вам. Говорят, бомбежка была страшная.

- Не в первый раз так повезло. В сорок втором, в Нальчике наш госпиталь вовсе сровняли с землей, но я выжила. Как там товарищ Филин?

- Как вам сказать, чтобы не согрешить против ветра, - хирург вздохнул и достал папиросу. – Капитана Филина привезли почти холодным, прямо-таки комнатной температуры, вот в чём проблема. Сердечная деятельность была близка к нулю, тампонада… Мы вынули сгусток размером с кулак и тут я преувеличиваю, вопреки обыкновению, самую малость! Ушили всё, что протекало, но вы же понимаете… я не великий специалист.

- С вашим-то опытом, Яков Лейбович! Не прибедняйтесь.

- Хорошо, не буду. Ушили всё аккуратно, чисто, большой кровопотери удалось избежать. Сейчас сердце вроде бы восстановило ритм. Состояние тяжелое, но стабильное.

- Спасибо вам, доктор, - Ерёмина пожала хирургу руку.

- Полно вам, доктор, - Яков Лейбович хитровато усмехнулся. – Вам точно не нужна моя квалифицированная помощь? Царапины, порезы, ушибы, прыщики в неожиданных местах… я могу посмотреть и обработать.

- Док-тор! – Алевтина улыбнулась в ответ и погрозила хирургу пальцем. – Давайте, без профессионального романтизма.

- Б…ь! – Вдруг воскликнул кто-то в операционной.

Почти одновременно громыхнул опрокинутый столик, брякнули лотки и зазвенели, рассыпаясь по полу инструменты.

- Галя, держи его! Иван Сергеевич, что с наркозом?!

- Минутку, - Яков Лейбович кивнул Ерёминой, развернулся и быстро вошел в операционную. – Что за шум и классовая борьба?!

- Отошли все! – Вдруг рявкнул ещё кто-то голосом, похожим на голос Филина. – Что вы тут делаете?! Отошли, я сказал!

Ерёмина бросилась к двери операционной.

- Что происходит, Яков Лейбович?!

Алевтина выглянула из-за плеча хирурга и замерла, шокированная уведенным.

- Ничего особенного, - запоздало ответил хирург. – Ваш Филин оказался неблагодарным засранцем. Мы вынули из него финку, а он теперь машет ею направо и налево. Он может кого-нибудь поцарапать.

- Я повлияю, - Алевтина шагнул к столу, рядом с которым стоял голый Филин с окровавленным ножом в руке.

Глаза у капитана были бешеные и взгляд поначалу не фиксировался. Но с каждым мигом в глазах у Никиты появлялось всё больше и больше осмысленности. Впрочем, более заметной была не эта метаморфоза. Едва зашитая рана на груди у Филина заживала. Не прошло и минуты, как она стала выглядеть рубцом двухнедельной давности, из которого почему-то забыли удалить нитки.

На метаморфозу обратили внимание и другие.

- Да-а… швы пора снимать, - негромко и как-то чересчур невозмутимо проронил Яков Лейбович.

- Чем снимать-то? – Проворчала медсестра Галя. – Инструмент весь на полу.