Секретный фронт. Воспоминания сотрудника политической разведки Третьего рейха. 1938-1945

Как бы то ни было, не только различия во взглядах на внешнюю политику обусловили отчужденность в отношениях между ними. Чиано и его жена несколько раз высказывали мысль, что с ухудшением военного положения социалистические воззрения Муссолини стали проявляться во все большей степени. Дуче довольно часто жестко высказывался против буржуазии и аристократии, выказывая им свое презрение и угрожая уничтожением в будущем. Чиано и его группа были поэтому обеспокоены тем, что Муссолини после войны мог ввести в Италии систему, которая станет мало чем отличаться от российской.

Чиано не очень-то любил национал-социалистскую Германию и даже не старался скрыть это в наших беседах на Штарнбергерском озере. Риббентропа он считал бедствием. Когда он заметил, что я во многом согласен с ним, стал говорить более открыто.

Его оценка отношений между Гитлером и Муссолини уже опубликована довольно подробно. Вначале Муссолини мало задумывался о Гитлере, а то обстоятельство, что он был австрийцем, а не пруссаком, вызывало у него антипатию. Встать на сторону Германии Муссолини побудила не личная симпатия к Гитлеру как лидеру политического движения, подобно ему самому, а сближение наций на политическом поле борьбы, особенно после санкций, принятых Лигой Наций против Италии, развязавшей войну в Абиссинии. К тому же визит Муссолини в Германию произвел на него очень сильное впечатление. Грандиозные военные парады и массовые народные демонстрации, отлично организованные в Берлине, убедили Муссолини в мощи национал-социалистской Германии. Позднее он говорил своему зятю, что у Италии не было другой альтернативы, как маршировать на стороне самой мощной военной державы мира. Его поведение в марте 1938 года, когда Австрия была присоединена к Германии, отчетливо показывает, что он понимал опасность военных акций Италии против своего мощного соседа.

Хотя он и выступал на стороне Германии, у Муссолини, как отметил Чиано, были моменты сомнений и кризисов. Постоянное отсутствие такта у немецкой стороны приводило его в ярость и порой даже к мысли прекратить сотрудничество с немцами. Когда же Чиано и лица, думавшие подобно ему, пытались использовать такие оказии для укрепления чувства независимости Муссолини, он тут же менял свое поведение, заявляя, что ничто не свете не заставит его изменить абсолютно доверительное отношение к немецкому партнеру.

Находясь на штарнбергерской вилле, Чиано, наконец, пришел к согласию с Муссолини в отношении его презрительной оценки итальянского народа. Отчасти это объясняется ситуацией, в которой он находился сам. Он чувствовал, что был обманут, низвержен и отправлен в ссылку. И с горечью соглашался с утверждением Гитлера, что Муссолини «являлся единственным истинным римлянином среди итальянцев». Его антипатия к собственному народу исходила, однако, из другого источника, нежели у Муссолини. Дуче презирал итальянцев – или только говорил об этом, – во-первых, потому что они были слишком слабыми, слишком послушными и слишком миролюбивыми, а во-вторых, поскольку они оставались безразличными к его мечте о громадной империи и не разделяли его диктаторской концепции о величии. Исходя из этого, он хотел, чтобы в Италии были бы более суровые зимы, которые закалили бы народ. Его идеалом были прусская военная дисциплина и организация. Он даже ввел в итальянской армии прусский парадный церемониальный, так называемый гусиный шаг, дав ему название «пассо романо».

Идеалы Чиано отличались от военно-империалистических взглядов его тестя. Он хотел бы видеть свою страну центром духовной и культурной гегемонии в Европе. Его антипатия к народу была скорее инстинктивной и была направлена против совершенно других элементов, чем те, которые вызывали гнев Муссолини. В целом же разочарование обоих вызывалось тем, что народ был неспособен выполнять ту роль, которой они каждый по-своему его наделяли. В этом плане Чиано зашел настолько далеко, что не хотел, чтобы его дети воспитывались как итальянцы и не желал их возвращения в Италию. Почему-то он хотел видеть их скорее кубинцами.