Приведу в качестве примера историю, которая приключилась со мной несколько лет назад, когда у меня было несколько серьезных конфликтов с главным тренером. Тогда мы так и не обсудили с глазу на глаз кое-какие вещи, и я вспомнил об этом в ходе одного из важных матчей. Мы обменялись репликами во время игры, потому что в тот момент я ощущал себя козлом отпущения за неудачные выступления команды. Что еще меня раздражало, так это то, что за пару месяцев до этого «Паоло», наш не-такой-как-все форвард-иностранец, в очередной раз нарушил субординацию и снова вышел сухим из воды.
На следующий день менеджер собрал всю команду и сказал нам, что отныне любой, кто рискнет прилюдно изобличать его, будет оштрафован на две недельные зарплаты. А затем, повернувшись ко мне, спросил: «Ты усек? Если у тебя, мать твою, проблемы, приходи ко мне и поговорим. Мои двери всегда открыты». На что я ответил: «Заверяю тебя, если я еще когда-нибудь захочу с тобой поговорить, ты узнаешь об этом первым». И это идеально иллюстрировало наши с ним отношения на тот момент.
На следующее утро меня разбудил телефон, вибрирующий на прикроватной тумбочке. Я был завален сообщениями с расспросами о том, не общался ли я в тот день с какими-нибудь журналистами. Я не покупаю желтых газет, так что, отправившись в свое привычное неспешное путешествие до тренировочного центра, с каждым преодоленным километром я все сильнее ощущал то неприятное чувство, давившее мне на грудь, – я знал, что несколько экземпляров означенной газеты будут ждать меня в клубной столовой. Когда я подъехал и вышел из машины, игроки встретили меня выкриками – они выстроились у раздевалок, ожидая моего приезда. «Вот он!», «Плохиш!», «Быстрее, прячься!». (Я до сих пор не понимаю смысла этой последней фразы.) Они не могли дождаться, чтобы всучить мне газету.
Я прочел двухстраничный опус, который, вероятно, был близок к тому, что утвердил бы мой главный тренер, получи он на один день редакторскую должность в таблоиде. Там было множество цитат, каждая из которых разоблачала и осуждала практически все, на чем я стоял, чего добился в игре и какую мотивацию для игры в футбол вообще имел. Читать это было тяжело, и не только потому, что содержание статьи было полнейшей и отборнейшей чушью. Я не очень склонный к насилию человек, но если бы в тот момент мой тренер находился рядом, было бы уместным сказать, что все кончилось бы дракой.
Основная причина, по которой я поддерживаю отношения с журналистами, бравшими у меня интервью (и не подставившими меня), очевидна: если мне понадобится укусить кого-нибудь, да побольнее, достаточно будет сделать всего один телефонный звонок. Один мой очень известный друг, пишущий для уважаемого издания, был счастлив стать клинком для нанесения ответного удара. Буквально в течение двух дней мир узнал всю правду о нашем главном тренере и почему то, что он сказал обо мне, было ложью. Статья была настолько хороша, что я до сих пор держу ее под замком в своем кабинете. Долгое время я использовал ее в качестве пособия и примера для подражания при структурировании собственных колонок для Guardian. Я никогда и близко не мог приблизиться к планке, что задал тот журналист, но его статья, определенно, здорово мне помогла.
Если речь заходит о тех случаях, когда мне удалось использовать общение с прессой во благо себе, я вспоминаю эпизод, описанный выше. И хотя после этой истории мое положение в клубе стало крайне шатким, мне было наплевать. Оно того стоило. Я показал, что я не вечно кивающий молчун, и, что более важно, мы с тренером теперь оба знали, что как только он захочет выкинуть что-нибудь подобное еще раз, я отвечу тем же, ибо имею среди журналистов ничуть не меньше друзей, чем он. И одно это может быть ценным товаром на нашем рынке. Достаточно лишь посмотреть на то, как СМИ отреагировали на назначение Роя Ходжсона главным тренером сборной Англии, которого предпочли Гарри Реднаппу, любимчику газетных журналистов.