Секретный паломник

«Мне отправиться в Москву? – переспросил я. – Вы, должно быть, из ума выжили. Я же шифровальщик, а не профсоюзный лидер, которому нужно подлечить язву. Мне нельзя ехать в Москву, даже если в конце пути меня ждет награда, Ольга и Борис, жаждущие пожать мне руку, звание почетного студента и все прочее. Вы, мне кажется, вообще не осознаете сложности моего положения. У меня очень ответственная профессия, – объяснил я. – Причем мешают не столько люди, сколько сам характер моей работы. Я имею постоянный и регулярный доступ к совершенно секретным материалам. Перед вами не обычный человек с улицы, которого можно посадить в самолет на Москву, чтобы никто об этом не узнал. Мне казалось, я кое-что прояснил по этому поводу в моих эссе. По крайней мере в некоторых».

«Так отправляйтесь в Зальцбург, – говорит он. – Кто станет возражать? Возьмите билет на самолет до Зальцбурга, скажите всем, что собираетесь наслаждаться там музыкой. Оттуда потихоньку переберетесь в Вену, а у меня уже будут заготовлены билеты. Да, мы полетим Аэрофлотом, но полет займет всего два часа. Никаких сложностей с паспортным контролем по прибытии. А церемония станет почти чисто семейной. Кто узнает?»

А затем он подает мне красивый документ в виде пергаментного свитка, будто бы старинного и даже с нарочно опаленными краями, а там – официальное приглашение, подписанное всеми членами совета преподавателей. По-английски с одной стороны, по-русски с другой. Я прочитал английский текст, врать не буду. Мне не хотелось просидеть час со словарем, вы меня понимаете? Я бы выглядел полнейшим идиотом. Лучший-то их ученик!

Он сделал паузу, слегка пристыженный, как мне почудилось.

– И я назвал ему свое полное имя, – продолжил он. – Наверное, не следовало этого делать, но мне надоело быть Немо. Хотелось стать самим собой.

А теперь представьте себя такими же потерянными, каким я вдруг оказался в обществе Сирила. До тех пор я следил за его рассказом, а там, где осмеливался, даже направлял в нужное мне русло. Но сейчас он внезапно вырвался на свободу, и мне с трудом удавалось угнаться за ним. Он был уже в России, а я еще нет. Меня он ни намеком не предупредил, что все-таки отправился туда. Он снова говорил об Ольге и Борисе, но не о звучании их голосов, а о том, как они выглядели. Борис дружески обнял его за плечи, а Ольга сдержанно, хотя и от всей души поцеловала. Он ненавидел поцелуи, Нед, но с русскими они выходили совсем иначе, чем с Горстом, и Сирил ничего не имел против. Ему следовало ожидать их, Нед, поскольку для русских поцелуи традиционно являлись проявлением дружеских чувств. Фрюин выглядел на двадцать лет моложе, рассказывая, как оказался в центре всеобщего внимания. Он как будто отпраздновал все свои пропущенные дни рождения сразу. Ольга и Борис во плоти, Нед. Никакого чванства. Такие же естественные и простые люди, как и во время уроков по радио.

– «Примите поздравления, Сирил, – сказала мне она, – по поводу ваших феноменальных успехов в изучении русского языка». Хотя общаться нам все же приходилось через переводчика, поскольку продвинулся я не так далеко, как хотел бы, в чем сразу ей признался. А потом Борис обнял меня. «Мы гордимся тем, что сумели вам помочь, Сирил, – сказал он. – А ведь многие ученики бросают занятия, но это не слишком сказывается на остальных».

Только к этому моменту передо мной наконец возникла картина, которую он рисовал широкими смелыми мазками. Его первое Рождество в России. А для Фрюина, несомненно, вообще первое счастливое Рождество, где бы то ни было. И Сергей Модрян в роли организатора всего действа, скромно стоящий в сторонке. Они в большом светлом зале где-то в Москве. Сияют люстры, произносятся речи, происходит взаимный обмен представлениями с пятьюдесятью тщательно отобранными актерами из московского Центра. Фрюин на седьмом небе, то есть именно в том раю, куда и стремился поместить его Модрян.

А потом столь же внезапно, как Фрюин обрушил на меня поток воспоминаний, все прекратилось. Свет померк у него в глазах, голова склонилась набок, и он хмуро сдвинул брови, словно пытался дать оценку собственному поведению.

С величайшей осторожностью я вернул его из прошлого в настоящее.

– Так где же он? – спросил я. – Тот свиток, который вам вручили. Здесь? Свиток, Сирил. С вашим избранием. Где он?

Он вытаращился на меня, постепенно пробуждаясь от грез.

– Мне пришлось вернуть его Сергею, – ответил он. – «Когда мы будем приезжать в Москву, – сказал он мне, – можете вывешивать его на стене в позолоченной рамке. Но не здесь. Я не хотел бы подвергать вас опасности». Он все продумал, мой Сергей, и был совершенно прав, если принять во внимание, как вы шныряете повсюду день и ночь, вынюхивая подробности обо мне для начальства.