Секретный паломник

Я осиротел и испытал радость свободы одновременно. Опять-таки не могу описать своих ощущений иначе. Мой отец почил уже достаточно давно. И даже сама не понимая того, мама исполняла долг за обоих моих родителей. В ее смерти мне виделась утрата не только детства, но и большей части взрослой жизни. Наконец я оказался совершенно один перед сложностями существования, но, как выяснилось, многие из них уже стали для меня прошлым, оставались далеко позади, – я их отчасти выдумал, от некоторых легко отмахнулся, а в чем-то напортачил. Только тогда я получил полную волю в выборе, кого мне любить. Да, но кого же? Путь назад к Монике был отрезан, как ни уверял я себя в обратном, дожидаясь, что все пойдет своим чередом. Ни Моника, ни жена не удовлетворяли жажды любовной магии, ставшей теперь моей целью после всего пережитого. И когда я посмотрелся в зеркало окрашенного в розовые тона туалета похоронной конторы после ночного бдения у гроба, то с ужасом увидел отражение. На меня смотрело лицо шпиона, отчетливо помеченное печатью постоянных обманов.

Вам когда-нибудь встречались подобные лица? Или таким было ваше собственное? Именно такое лицо стало для меня настолько привычным, что я перестал замечать аномалию, и только шок от маминой смерти помог мне увидеть себя со стороны. Мы улыбаемся, но привычка сдерживать подлинные чувства превращает улыбки в фальшивые. Когда мы веселимся, напиваемся или даже занимаемся любовью, о чем мне известно в том числе и с чужих слов, сдержанность никуда не девается, гироскоп остается в вертикальном положении, а предостерегающий голос не устает напоминать о нашем призвании. И так до тех пор, пока наша погруженность в себя не делается настолько заметной, что сама по себе превращается в фактор риска разоблачения. Занятно, что происходит в наши дни, если я отправляюсь, к примеру, на вечеринку с коллегами или мы устраиваем в Саррате встречу старинных приятелей. Я могу оглядеть зал и заметить, насколько родимые пятна секретности проступают на каждом из нас. Я вижу лица как ярко освещенные, так и затемненные, но любое выдает скрытую от всех часть жизни своего обладателя. Я слышу вроде бы совершенно беззаботный смех, и мне не нужно даже высматривать его источник, чтобы понять: ничего беззаботного в смехе нет, все тревоги остались при этом человеке, внутренняя сдержанность не изменила ему. Пока я был моложе, считал это обязательной приметой британского правящего класса. «Они родились в оковах предрассудков, и им не оставили выбора», – рассуждал я, слыша их неубедительные любезности и наблюдая обмен якобы веселыми улыбками. Но поскольку сам я был британцем лишь наполовину, мне легко было считать себя исключенным из этого круга людей до того самого дня, когда в розовом туалете похоронных дел мастера я не заметил ту же тень, лежащую и на моем лице.

Кажется, с того же дня я старался видеть только горизонт. «Я начинаю так поздно! – думалось мне. – И из такой дали! Жизнь должна была стать сплошным поиском или вообще ничем!» Но именно опасение превратить ее в ничто толкало меня вперед. Таков и мой нынешний взгляд на положение вещей. А потому прошу, сумейте разглядеть это в сумбурных фрагментах воспоминаний, относящихся к сюрреалистическому периоду моего бытия. В глазах того человека, каким стал я, любая встреча становилась встречей с самим собой. Признание каждого незнакомца превращалось в мое собственное, а признание Хансена послужило подлинным обвинением и потому в конечном счете самым большим утешением. Я похоронил мать, попрощался с Моникой и Мейбл. Уже назавтра мне предстояло отправиться в Бейрут. Но даже вроде бы простой вылет в командировку сопровождался смутившим душу воспоминанием об эпизоде из прошлого.

Для того чтобы подготовиться надлежащим образом к выполнению задания, я оказался в одной комнате с умнейшим человеком, которого звали Джайлз Латимер. Он свил себе гнездо в отделе, известном как «департамент сумасшедшего муллы», где изучали сложно переплетенную и с виду не поддающуюся пониманию сеть групп исламских фундаменталистов, базировавшихся в Ливане. Излюбленное представление дилетантов в науке о терроризме, что эти организации являются частью некоего общего гигантского заговора, – полнейший нонсенс. Лучше бы так оно и было – тогда нам стало бы легче найти способ добраться до них! А в реальности они находятся в постоянном движении, группируясь и формируясь заново, сливаясь, как капли воды на мокрой от дождя стене. И как капли дождя, они столь же неуловимы.