Послышался грохот стрельбы из крупнокалиберного пулемета, быстро заглушенный мягким разрывом снаряда из гранатомета. Женщина продолжала еще более взволнованно:
– Господи, Питер, почему ты мне не звонишь? Ладно, я наговорила тебе кучу дерьмовой чепухи. Испортила написанный тобой материал. Прошу прощения. То есть я хочу спросить: кто мы с тобой? Детишки? Ты же знаешь, как мне все это ненавистно.
Снова беспорядочная пальба из винтовок. Иногда здешняя ребятня просто пытается продырявить небо забавы ради.
Ее голос стал заметно громче:
– Скажи мне хоть что-нибудь, Питер! Что-то смешное, ну пожалуйста! Происходят же хоть где-то в мире смешные вещи? Обязаны происходить! Ответь мне, пожалуйста, Питер! Ты не умер, случайно? Быть может, ты сейчас лежишь на полу с оторванной взрывом головой? Только подай голос и докажи, что это не так. Я не хочу погибнуть в одиночестве, Питер. Я же такая общительная. Обожаю компанию. И умру в окружении людей. Питер, отзовись, умоляю!
– В какой номер вы звоните? – спросил я.
Мертвая тишина. По-настоящему мертвая, какая сгущается в паузах между стрельбой.
– С кем я говорю? – требовательно поинтересовалась она.
– Я в самом деле Питер, но не думаю, что я тот Питер, который вам нужен. В какой номер вы позвонили?
– В этот самый номер.
– А именно?
– В комнату шестьсот семь.
– В таком случае он, должно быть, уже успел уехать отсюда. Я прибыл в Бейрут только сегодня после обеда. И мне дали эту комнату.
Взорвалась граната. Другая грохнула в ответ. Где-то на улице кварталах в трех отсюда кто-то отчаянно закричал. Но крик сразу же оборвался.
– Он мертв? – прошептала она.
Я не ответил.
– А может, здесь замешана женщина, – предположила она.
– Все может быть, – согласился я.
– Кто вы такой? Британец?
– Да. – И тоже Питер, подумал я непонятно почему.
– Чем вы занимаетесь?
– В смысле, чем зарабатываю на жизнь?
– Просто говорите со мной. Продолжайте говорить.
– Я журналист.
– Как и Питер?
– Я не знаю, какого рода он журналист.
– Он сильный и закаленный. Вы тоже из таких?
– Что-то меня пугает, а что-то – нет.
– Боитесь мышей?
– Мышей боюсь до ужаса.
– Вы хороший журналист?
– Настолько, насколько хороши новости – так, наверное. Я теперь пишу не так много, как прежде. Чаще исполняю обязанности редактора отдела.
– Женаты?
– А вы замужем?
– Да.
– За Питером?
– Нет, не за Питером.
– И давно вы с ним знакомы?
– С моим мужем?
– Нет, с Питером, – уточнил я.
Трудно было понять, почему меня больше заинтересовала ее измена, чем подробности семейной жизни.
– Здесь мы не ведем скрупулезный отсчет времени, – сказала она. – Год, два года – так не принято говорить. То есть в Бейруте. Вы тоже женаты, верно? Но не хотели признаваться, пока я не сделала это первой.
– Да, женат.
– Тогда расскажите мне о ней.
– О моей жене?
– Разумеется. Вы ее любите? Она высокого роста? Кожа нежная? Наверное, истинная британка. Стойкая. Все переносит с каменным лицом и недрогнувшей верхней губой. Так ведь говорится?
Я поделился с ней некоторыми невинными подробностями о подлинной Мейбл, кое-что присочинив, хотя был из-за этого себе противен.
– Мое мнение: едва ли кто-то может заниматься сексом с одним и тем же человеком после пятнадцати лет супружества, – заявила она.
Я рассмеялся, но не ответил.
– Вы ей верны, Питер?
– Абсолютно, – сказал я, немного подумав.
– Хорошо, давайте вернемся к работе. Зачем вы сюда прилетели? Со специальным заданием? Расскажите мне, что вам предстоит сделать.
Шпион, глубоко засевший во мне, мгновенно сформулировал встречный вопрос:
– Думаю, самое время рассказать, чем занимаетесь вы. Вы тоже журналистка?
Струя трассирующих пуль окатила небо. Затем стрельба продолжилась.
Ее голос зазвучал утомленно, словно она устала бояться.
– Да, я могу написать репортаж. Без проблем.
– Для кого?
– Для паршивого телеграфного агентства, для кого же еще? Пятьдесят центов за строчку, а потом какой-нибудь подонок украдет у меня написанное и заработает пару тысяч за вечер. Обычное дело.
– Как вас зовут? – спросил я.
– Не знаю. Может быть, Энни. Зовите меня Энни. Послушайте, а вы действительно хороший малый. Вы знаете об этом? Что нужно делать, если доберман обхватывает лапами вашу ногу?
– Лаять?
– Изображать оргазм. Мне страшно, Питер. Я, наверное, не ясно дала вам это понять. Мне нужно выпить.
– Где вы находитесь?
– Прямо здесь.
– Где здесь?
– Да в вашем отеле, господи! В «Коммодоре». Стою в вестибюле, вдыхаю запах чеснока от Ахмеда, а на меня пялится грек.
– Какой еще грек?
– Ставрос. Он торгует сильными наркотиками, но божится, что только безвредной травкой. Он, конечно, слизняк, но серьезно опасен.
Я вслушался, и впервые до меня донесся легкий гул голосов на заднем фоне. Стрельба уже прекратилась.
– Питер?
– Да?
– Выключи ты этот свет у себя, Питер.
Стало быть, она знала, что в номере существовал только один источник освещения – шаткая прикроватная лампа с запятнанным абажуром из пергамента. Она стояла на шкафчике между двумя диванами. Я выключил ее. Снова стали видны звезды.
– Отопри дверь и оставь приоткрытой. Ровно на дюйм. У тебя есть выпивка?
– Есть бутылка виски, – ответил я.
– А водка?
– Водки нет.