Секретный пилигрим

Поэтому неудивительно, что после разоблачения Хейдона шпионская сеть в Польше понесла огромные потери. Из-за Хейдона длинный перечень английских предательств пополнился еще одним. По мере того как с неотвратимой неизбежностью один провал следовал за другим, похоронное настроение в нашем Мюнхенском центре становилось буквально осязаемым, а чувство стыда усугублялось нашей беспомощностью. Ни у кого не было ни малейшего сомнения в оценке того, что произошло. До Провала польская служба безопасности под умелым руководством начальника Оперативного отдела полковника Ежи скрывала предательство Хейдона и тем временем проникала в нашу тогдашнюю агентурную сеть, используя ее для распространения дезинформации. Когда же им удавалось перевербовать наших агентов, они искусно пользовались ими против нас.

Но После Провала полковник перестал деликатничать и в течение нескольких дней зверски разделался с теми из наших преданных агентов, которых до той поры щадил. “Расстрельный список Ежи”, как мы его прозвали, удлинялся с каждым днем, и мы в отчаянии просто возненавидели человека, который ликвидировал наших обожаемых джо, порой даже не утруждая себя преданием их суду, а позволяя допрашивающим их следователям забавляться ими на допросах до конца.

Может показаться странным, что Мюнхен служил для нас трамплином в Польшу. Тем не менее в течение нескольких десятилетий операциями в Польше руководил Мюнхенский центр. Антенна, установленная на крыше пристройки к зданию консульства в зеленом пригороде, денно и нощно принимала сигналы наших польских агентов, порою всего лишь короткое “бип”, втиснутое между словами открытого текста. В определенное время мы передавали в ответ слова утешения и новые приказы. Из Мюнхена шли в Польшу письма, напичканные тайнописью. А если нашим источникам удавалось выехать из Польши, мы летели им навстречу опять же из Мюнхена, чтобы получить отчет, угостить их как следует и позволить выплакаться в жилетку.

Именно из Мюнхена в случае особой необходимости сотрудники Центра выезжали в Польшу, как правило, в одиночку, под видом бизнесмена, направляющегося на торговую ярмарку или выставку. Затем где-нибудь за городом или в неприметном городском кафе эмиссар встречался со своим драгоценным джо, быстро завершал то, за чем приехал, и уезжал в полной уверенности, что вновь заполнил резервуар лампы керосином. Ибо, не побывав в шкуре джо, невозможно вообразить, на какое одиночество обрекает их это занятие. Вовремя поданная чашка плохонького кофе, выпитая в обществе опытного ведущего сотрудника, может месяцами поддерживать на должном уровне моральное состояние джо.

Так уж получилось, что однажды зимним днем, когда срок моего второго визита в Мюнхен перевалил за половину и когда наконец профессор Теодор и его свита отбыли в США, я оказался на борту самолета польской авиакомпании “ЛОТ”, совершавшего рейс из Варшавы в Гданьск, и в кармане у меня был паспорт гражданина Голландии по имени Франц Йост из Неймегена, сорока лет от роду. В моем заявлении о выдаче визы говорилось, что западногерманским сельскохозяйственным консорциумом мне поручается проинспектировать состояние сельскохозяйственных построек из сборных конструкций. Дело в том, что я некогда учился на инженера, а поэтому имел возможность обменяться визитками с чиновниками из сельскохозяйственного ведомства.

Моя вторая миссия была посложнее. Я разыскивал джо по имени Оскар, воскресшего после того, как полгода назад он был записан в мертвецы. Ни с того ни с сего на старый условленный адрес пришло письмо Оскара, написанное тайнописью, в котором рассказывалось, чем он занимался и чем не занимался с тех пор, как начались аресты, и до сего дня. Он не струсил, а продолжал работать. Чтобы отвести от себя подозрения, он написал анонимный донос на ни в чем не повинного сотрудника Архивного отдела. Он подождал, и спустя несколько недель аппаратчик исчез. Приободрившись, он подождал еще. До него дошли слухи, что аппаратчик сознался. Это и не удивительно, если учесть нежные методы допроса полковника Ежи. Через несколько недель он снова почувствовал себя в безопасности. Сейчас он готов возобновить работу, если кто-нибудь скажет ему, что делать. В подтверждение он нанес микроточки на третьей, пятой и седьмой точках письма, как это предусмотрено правилами. При увеличении они составили шестнадцать страниц текста сверхсекретных приказов министерства обороны Польши департаменту полковника Ежи. Аналитики Цирка заявили, что материал “вероятно, настоящий и предположительно достоверный”, что по их меркам было чрезвычайно эмоциональным выражением доверия.

Можете себе представить, в какое возбуждение письмо Оскара привело Мюнхенский центр, включая меня самого, хотя мне и не приходилось с ним встречаться.

– Оскар! – восклицали уверовавшие. – Старый черт! Живой и невредимый под кучей обломков! Положись на Оскара и забудь про все! Оскар, наш закаленный клерк, служащий в Гданьском штабе береговой обороны польского Адмиралтейства, один из лучших наших агентов!