Секретный узник. Повесть об Эрнсте Тельмане

Ирма молча повернулась, вышла в коридор и, вновь переступив порог конференц-зала, молча остановилась у дверей.

- Вы видите, как она себя ведет! - взорвалась учительница физкультуры. - Это форменный вызов! Она неисправима. Таких надо отправлять в концлагеря.

- Ты Ирма Тельман? - спросил председатель педсовета, надевая роговые очки, словно хотел получше рассмотреть стоявшую у дверей девочку.

- Да.

- Тебя дома учат не отдавать национал-социалистского приветствия?

- Нет.

- На тебя дома оказывают политическое влияние?

- Нет!

- У вас дома ведутся политические разговоры?

- Нет!

- Вас посещают друзья отца?

- Нет!

- Вы только послушайте, как она отвечает! - опять не выдержала учительница.

- Ты встречаешься с детьми, с которыми была в организации юных пионеров и "красных соколов"? - продолжал допытываться председатель. Думаешь ли ты, что наш строй, третья империя, когда-нибудь изменится?

- Каждый, думает по-своему.

- Это не ответ! - крикнула учительница. - Пусть выскажется!

Ирма молчала. Она держала себя так, будто вообще не слышала никаких выкриков.

- Можешь идти, - кивнул ей ректор, доставая из внутреннего кармана авторучку. - Если твоя мама уже пришла, пусть войдет.

Но в коридоре никого не было. Ирма глянула на ручные часики. Они показывали тридцать пять десятого.

Молодец мама, подумала она, выскакивая на улицу, и тут же увидела поджидавшую ее Розу.

- Я тебя очень прошу, мамочка, уйдем отсюда!

- Что с тобой, Ирма? Ты такая бледная! Что они с тобой делали?

- Ничего. Только спрашивали. Но ты не должна, понимаешь, не должна появляться там раньше десяти! Ни на секунду:

- Хорошо, девочка. Не волнуйся. Я приду ровно к десяти. А пока давай погуляем.

Они медленно пошли по солнечному тротуару вдоль благоухающих распустившихся лип. Гудел в небе аэроплан, щебетали птицы. Возле пекарни рабочие в синих передниках загружали машину цинковыми подносами с влажным и теплым хлебом. Заливисто звенел трамвайный звонок.

Они молча описали вокруг школы большой круг и, постояв немного у витрины магазина сельтерских вод, неторопливо пошли обратно. Ровно в десять Роза поднялась по лестнице, ведущей в конференц-зал.

- Садитесь, пожалуйста, фрау Тельман, - не ответив на приветствие, указал ей на стул ректор.

Она села ко всем лицом и сложила на коленях руки.

- У нас есть к вам несколько вопросов, фрау Тельман, - председатель педсовета вновь водрузил на нос очки.

- Пожалуйста.

- Скажите, фрау Тельман, не настраиваете ли вы свою дочь против Германии?

- Нет, никогда. Я очень люблю Германию, и моя дочь тоже очень любит свою страну.

- Приятно это слышать. Но тогда становится более чем непонятно, почему ваша дочь не желает приветствовать своих наставников священным для всякого немца возгласом "хайль Гитлер!"?

- Понятно почему! - Роза едва заметно вздохнула. - Ее отец, которого она любит, безвинно сидит в тюрьме. Я одобряю ее поведение.

В зале поднялся ропот.

- Видите! - торжествующе вскричала физкультурница.

- Действительно, - ответил ей кто-то.

- Нет, это неслыханно! - возмутился еще один педагог. - Неслыханно, господа.

Ректор постучал карандашом по бронзовой крышечке чернильного прибора.

- Своим вызывающим заявлением, фрау Тельман, - ректор даже задохнулся от негодования, - своими словами вы лишь доказали, что на ребенка оказывается в семье давление. Вы или кто-то иной настраиваете свою дочь против идеологии национал-социализма. Это не может быть терпимо.

- Да, это не может быть терпимо, - поддакнул председатель совета.

- Советую вам изменить свое поведение. В корне изменить. Иначе... он с раздражением водрузил крышечку на стеклянный куб чернильницы.

- Иначе? - спокойно спросила Роза. - Что же иначе?

- Мы посоветуем народному суду отобрать у вас девочку.

- То есть как это отобрать? - Она явно не была подготовлена к такому ответу. Даже растерялась немного, но тут же собралась, чтобы никто не мог заметить ее минутного смятения. Только руки ее заметались на коленях, словно что-то искали. Но и это продолжалось недолго: она крепко сцепила пальцы.

- Это просто делается. Очень просто, - проникновенно пояснил председатель и сладко прищурился. - Ирма может быть направлена в специальное воспитательное учреждение или, скажем, ее возьмет к себе хорошая немецкая семья. Вы понимаете?

- Понимаю, - глотнув пустоту, Роза прикрыла глаза. - Только ничего из этого не выйдет. Не будет такого суда! Не будет! Мой муж больше года безвинно томится в тюрьме и ждет суда. Но его нет. И хотите знать почему? Хотите? - она обвела глазами их всех, но никто ей ничего не ответил. - Я вам скажу. Его боятся судить. Да, боятся. Поэтому никакой суд не посмеет отнять у меня мою дочь. - Она встала, резко отодвинув стул, и пошла к двери.

- Пусть ваша дочь ведет себя, как положено немецкой девочке, - догнал ее уже у дверей чей-то запоздалый возглас. - Иначе... мы будем вынуждены ее отчислить!

Она даже не обернулась.

Глава 26

ПАРИЖ