Секретов не будет

«Правда» заказала министру рыбной промышленности статью размером в шесть тысяч слов. Срок исполнения три дня. Мне звонит по телефону референт, чтобы я срочно приехал в министерство. В общих чертах он передает смысл статьи… Целый день меня возят по московским рыбоконсервным заводам (?!), складам, холодильникам. Делается бесчисленное множество снимков… Мне предоставляется отдельный кабинет. Со мной работают две машинистки и две стенографистки».

И еще тридцать пять тысяч курьеров, которые ввиду такого срочного задания обслуживают в этот день не Хлестакова, а Гендлина.

Конечно же, в самой «Правде» нет и не может быть таких знатоков рыбного дела, как Гендлин, вот и приходится идти к нему на поклон. Разумеется, министерство и «Правда» в неописуемом восторге от творений Гендлина. Затем следует и вознаграждение.

«Через знакомых узнаю домашний телефон министра. Трубку снимает его жена. Говорю ей о статье.

— Голубчик, срочно приезжайте ко мне домой».

А дальше рыбные приключения мистера Леонарда переходят прямо-таки в детективные штучки-дрючки. На такси он мчится к министру на дом. Но министр уехал в командировку. Знаменитого автора приветливо встречает хозяйка дома. Улыбаясь, она протягивает конверт с деньгами. В лифте автор считает бумажки: семьсот восемьдесят четыре рубля!

Сумма, скажем прямо, нереальная, несуразная, однако вполне достаточная для покупки хлестаковского арбуза, который, как мы знаем, стоил всего семьсот рублей.

И вот этот хлестаковский арбуз не дает покоя мистеру Леонарду Гендлину. «Я везде, везде. Во дворец всякий день езжу. Меня завтра же произведут сейчас в фельдмарш…» Ну, как, скажите, не позавидовать заокеанскому писаке вдохновенному вранью Ивана Александровича! Впрочем, и мистер Гендлин тоже «везде, везде». Он всегда в курсе тех дел, о которых говорят «в узком правительственном кругу». Он во всех издательствах самый почетный гость, с ним любой редактор сочтет за счастье пропустить стаканчик.

С немалым удивлением я вычитал в статье о том, что этот Гендлин и со мной был за панибрата. «Илюша, — пишет он, — частый завсегдатай московских кабаков». (Замечу в скобках, что кабаков в Москве давно нет, а «частый завсегдатай» сказано коряво, не по-русски.) «За себя, — продолжает автор, он (то есть я. — И. Ш.) никогда не платит». Кто же, интересно, за меня платит? Ах, ведь я забыл, платит за меня сам мистер Гендлин, который уверяет, что много раз сиживал со мной за одним столиком.

Но вот беда, ни я, ни мои коллеги никогда не слышали о таком короле репортеров и публицистов, как Леонард Гендлин (или о той личности, которая скрылась за этой подписью). Личность эта сугубо безграмотна, он не знает элементарных газетных азов и пользуется для своих писаний всякими слухами, сплетнями и прямым вымыслом.

Впрочем, кое в чем мистер Гендлин является и в самом деле специалистом, знатоком. С необычайными подробностями он живописует, кто с кем состоял в интимных связях в коллективе молодежной редакции. Для достоверности он называет девичью фамилию героини описываемой им любовной интриги. Затем указывает ее фамилию в замужестве. Затем утверждает, что она родила ребенка не от мужа, а от любовника… Что уж тут скажешь? Разве лишь то, что, перебравшись в Соединенные Штаты, мистер Гендлин отнюдь не стал джентльменом.

Какое уж там джентльменство! В своей неистовой злобе к стране, где он, надо полагать, родился, пустобрех пыжится, кликушествует, не стыдясь гнусной и грязной клеветы.

В «Правде» мистеру Л. Гендлину особенно не по нутру фельетон. К нему он, как и многие другие буржуазные писаки, питает лютую ненависть. Еще бы, всей этой пошлой братии хотелось бы, чтобы фельетонисты «Правды» нападали на советский строй, на честных советских людей. А они защищают советский строй, изничтожают все, что мешает нашему делу. Это и приводит мистера Гендлина в бешенство.