Читаем Секреты чеховского художественного текста полностью

В описании главного героя используются сравнения: "Донельзя изношенные, заплатанные штаны мешками отвисают у колен и болтаются, как фалды" [С.2; 167]. Первое сравнение в форме творительного падежа ("мешками"), литературно узаконенное, если и не удивляет свежестью, то хотя бы - зримо. Второе ("как фалды"), вроде бы подготовленное первым, несколько неожиданно и не очень привычно. Чтобы представить себе такую картину, требуются дополнительные усилия. В противном случае сравнение проскальзывает мимо, не выполнив своей художественной функции.

Сравнительные обороты живописуют также объекты, входящие в контекст персонажа:

"В руках мужичонка ружье. Заржавленная трубка в аршин длиною, с прицелом, напоминающим добрый сапожный гвоздь (...) Не будь этого приклада, ружье не было бы похоже на ружье, да и с ним оно напоминает что-то средневековое, не теперешнее..." [С.2; 167]. С.59

Конечно же, особенно потрафит эстетическому чувству читателя "добрый сапожный гвоздь", неожиданное, но очень выразительное, точное сравнение, удачная авторская находка.

Следующий оборот возвращает к литературной и речевой традиции: "Жиденькая, козлиная бородка дрожит, как тряпочка, вместе с нижней губой" [С.2; 167].

Зато описание собаки, содержащее традиционное, но - освеженное сравнение, вновь создает довольно любопытный образ: "За ним, высунув свой длинный, серый от пыли язык, бежит большая дворняга, худая, как собачий скелет, с всклокоченной шерстью" [С.2; 167].

Вот уж воистину - для искусства нет ничего невозможного, запретного.

Казалось бы, тавтологическое, избыточное определение "собачий" помогает автору добиться желаемого художественного эффекта.

В целом же первая страница рассказа представляет собой своего рода чересполосицу традиционных, почти банальных, и - ярких тропов.

Этот принцип распространяется и на вторую страницу: "... по краю стеной тянется густой колючий терновник (...) Под ногами всхлипывает почва (...)

В стороне что-то издает звук неподмазанного колеса" [С.2; 168].

Самым интересным в ряду приведенных тропов представляется глагольное олицетворение "всхлипывает почва", как бы противостоящее традиционному "чавкает".

Повествователь то приближается к традиции, то отступает от нее, будто нащупывая ту грань, где надлежит быть его слову.

При передаче дальнейших событий тропы используются мало, как правило общеупотребительные формы, не привлекающие специального внимания читателя.

В финале довольно крупного рассказа выстраивается ряд таких выражений: "С легкой душой выходит он из конторы, косится вверх, а на небе уж черная, тяжелая туча. Ветер шалит по траве и деревьям. Первые брызги уже застучали по горячей кровле. В душном воздухе делается все легче и легче. (...)

Воздух, Хромой и оса празднуют свою свободу" [С.2; 176].

Этот ряд вполне традиционных метафор, олицетворений и художественных определений возвращает нас к первоначальному описанию природы, выполненному с использованием тех же средств.

В книге уже отмечалось, что некоторые понравившиеся Чехову формы кочуют из одного текста в другой. Конечно, это заметно не при выборочном, а при сплошном чтении произведений писателя, от первого до последнего.

Обычно читатель редко на такое отваживается. И эффект повторяемости каких-либо выражений, приемов, как правило, ускользает от него.

Рассказ "Приданое" (1883) вновь предъявляет нам сооружение, напоминающее человека. Такое уже было в "Живом товаре", "Вербе", о чем говорилось ранее.

"Это, впрочем, не дом, а домик. Он мал, в один этаж и в три окна, и ужасно похож на маленькую, горбатую старушонку в чепце" [С.2; 188]. С.60

Интересно, что в первоначальном варианте рассказа, опубликованном в журнале "Будильник", повествователь счел необходимым предварить данное описание таким автокомментарием: "Прекурьезные сравнения лезут иногда в голову" [С.2; 413].

Позже, готовя рассказ для собрания сочинений, Чехов убрал это оценочное высказывание, сочтя его излишней оговоркой. Сравнение здесь вполне уместно и органично, поскольку "на маленькую, горбатую старушку в чепце" похожа и протекающая в домике жизнь.

Тропы здесь используются очень экономно, причем также чередуются оригинальные и общеупотребительные. После вполне традиционного "жарко, как в бане" появляется выразительное художественное определение: "На окнах герань, кисейные тряпочки. На тряпочках сытые мухи" [С.2; 188, 189].

"Сытые мухи", конечно же, очень емкая характеристика уклада жизни обитающих в доме женщин. Затем, уже ближе к финалу произведения, возникает столь же многозначительное в данном контексте, хоть и расхожее сравнение "прошуршала, как мышь" [С.2; 192].

Однако самые известные чеховские произведения этого периода отмечены довольно противоречивыми тенденциями.

В основном тропы концентрируются в экспозиции, в описании персонажей и места действия.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Расшифрованный Булгаков. Тайны «Мастера и Маргариты»
Расшифрованный Булгаков. Тайны «Мастера и Маргариты»

Когда казнили Иешуа Га-Ноцри в романе Булгакова? А когда происходит действие московских сцен «Мастера и Маргариты»? Оказывается, все расписано писателем до года, дня и часа. Прототипом каких героев романа послужили Ленин, Сталин, Бухарин? Кто из современных Булгакову писателей запечатлен на страницах романа, и как отражены в тексте факты булгаковской биографии Понтия Пилата? Как преломилась в романе история раннего христианства и масонства? Почему погиб Михаил Александрович Берлиоз? Как отразились в структуре романа идеи русских религиозных философов начала XX века? И наконец, как воздействует на нас заключенная в произведении магия цифр?Ответы на эти и другие вопросы читатель найдет в новой книге известного исследователя творчества Михаила Булгакова, доктора филологических наук Бориса Соколова.

Борис Вадимович Соколов , Борис Вадимосич Соколов

Документальная литература / Критика / Литературоведение / Образование и наука / Документальное
Расшифрованный Достоевский. Тайны романов о Христе. Преступление и наказание. Идиот. Бесы. Братья Карамазовы.
Расшифрованный Достоевский. Тайны романов о Христе. Преступление и наказание. Идиот. Бесы. Братья Карамазовы.

В новой книге известного писателя, доктора филологических наук Бориса Соколова раскрываются тайны четырех самых великих романов Ф. М. Достоевского — «Преступление и наказание», «Идиот», «Бесы» и «Братья Карамазовы». По всем этим книгам не раз снимались художественные фильмы и сериалы, многие из которых вошли в сокровищницу мирового киноискусства, они с успехом инсценировались во многих театрах мира.Каково было истинное происхождение рода Достоевских? Каким был путь Достоевского к Богу и как это отразилось в его романах? Как личные душевные переживания писателя отразилась в его произведениях? Кто были прототипами революционных «бесов»? Что роднит Николая Ставрогина с былинным богатырем? Каким образом повлиял на Достоевского скандально известный маркиз де Сад? Какая поэма послужила источником знаменитой Легенды о Великом инквизиторе? Какой должна была быть судьба героев «Братьев Карамазовых» в так и не написанном втором томе романа? На эти и другие вопросы читатель найдет ответы в книге «Расшифрованный Достоевский».

Борис Вадимович Соколов

Критика / Литературоведение / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
Том 4. Материалы к биографиям. Восприятие и оценка личности и творчества
Том 4. Материалы к биографиям. Восприятие и оценка личности и творчества

Полное собрание сочинений: В 4 т. Т. 4. Материалы к биографиям. Восприятие и оценка личности и творчества / Составление, примечания и комментарии А. Ф. Малышевского. — Калуга: Издательский педагогический центр «Гриф», 2006. — 656 с.Издание полного собрания трудов, писем и биографических материалов И. В. Киреевского и П. В. Киреевского предпринимается впервые.Иван Васильевич Киреевский (22 марта/3 апреля 1806 — 11/23 июня 1856) и Петр Васильевич Киреевский (11/23 февраля 1808 — 25 октября/6 ноября 1856) — выдающиеся русские мыслители, положившие начало самобытной отечественной философии, основанной на живой православной вере и опыте восточнохристианской аскетики.В четвертый том входят материалы к биографиям И. В. Киреевского и П. В. Киреевского, работы, оценивающие их личность и творчество.Все тексты приведены в соответствие с нормами современного литературного языка при сохранении их авторской стилистики.Адресуется самому широкому кругу читателей, интересующихся историей отечественной духовной культуры.Составление, примечания и комментарии А. Ф. МалышевскогоИздано при финансовой поддержке Федерального агентства по печати и массовым коммуникациям в рамках Федеральной целевой программы «Культура России»Note: для воспроизведения выделения размером шрифта в файле использованы стили.

В. В. Розанов , В. Н. Лясковский , Г. М. Князев , Д. И. Писарев , М. О. Гершензон

Биографии и Мемуары / Критика / Документальное