Муж убитой вцепился в убийцу, и у того почти не было шансов спастись, но тут опять вступила в действие рука судьбы.
По чудесному и прекрасному совпадению как раз в это мгновение, когда преступник стал разжимать челюсти сердитого маленького мужа (между тем как сбегался народ), — какой-то мечтатель-итальянец в доме, ближайшем к месту происшествия, совершенно случайно привел в действие взрывчатый снаряд, с которым возился; и немедленно улица обратилась в адский хаос дыма, падающих кирпичей и спасающихся людей. Взрыв, однако, никому вреда не нанес (если не считать того, что нокаутировал доблестного полковника Лякура); а мстительный любовник кинулся бежать, когда кинулись бежать остальные, после чего прожил долгую и счастливую жизнь.
«Совпадение» и «совершенно случайно» — говорит Набоков, радуя поэтов и вызывая чувство отвращения у логиков. И он, в сущности, говорит, что человеческие планы, осужденные двигаться по заданным путям причин и следствий, всегда можно будет разгадать и предотвратить, но случайные совпадения действуют по совершенно иным правилам, и они всегда непредсказуемы. Правила их поведения можно в лучшем случае описать, но их никогда нельзя понять.
Вот и желанная смерть Шарлотты Гейз была достигнута не путем запланированного убийства, обдумыванию которого Гумберт Гумберт посвятил долгие часы, а благодаря совпадению, которое преподнесла ему слепая судьба. Мать Лолиты обнаружила в доме секретный дневник Гумберта, в котором он исповедовался в своей страсти к ее дочери и отвращении к ней самой. После бурного спора, возникшего между ними, плачущая Шарлотта Гейз выбежала из дома, чтобы опустить письма в почтовый ящик, и была раздавлена насмерть проезжавшим автомобилем.
«Я воочию увидел маклера судьбы, — говорит Гумберт. — Я ощупал самую плоть судьбы — и ее бутафорское плечо». И дальше он детализирует составляющие судьбы, которые случайным, чудесным, прекрасным и головокружительным образом соединились вместе для уничтожения Шарлотты Гейз:
Среди сложных подробностей узора (спешащая домохозяйка, скользкая мостовая, вздорный пес, крутой спуск, большая машина, болван за рулем) я смутно различал собственный гнусный вклад. Кабы не глупость (или интуитивная гениальность!), по которой я сберег свой дневник, глазная влага, выделенная вследствие мстительного гнева и воспаленного самолюбия, не ослепила бы Шарлотту, когда она бросилась к почтовому ящику. Но даже и так ничего бы, может быть, не случилось, если бы безошибочный рок, синхронизатор-призрак, не смешал бы в своей реторте автомобиль, собаку, солнце, тень, влажность, слабость, силу, камень.
«Есть люди, к которым липнет удача», — говорит Аксель Мунте в «Легенде о Сан-Микеле» и свидетельствует о себе:
Мне везло — везло удивительно, почти жутко, во всем, что я предпринимал, с каждым больным, которого я лечил. […] Я не был хорошим врачом — я учился слишком торопливо, моя практика в больнице была слишком короткой, но я, без сомнения, был удачливым врачом.
И действительно, всем нам знаком такой тип людей — везунчиков, счастливчиков. Иногда их везение выражается в мелочах — например, в способности никогда не пачкаться, что безумно раздражает окружающих. Я, приготовив чашку кофе, должен затем самого себя отправлять в чистку. Но у меня есть приятель, который может провести капитальный ремонт трактора, не посадив ни единого пятнышка на свою белоснежную шелковую рубаху.