Секреты женщин Ренессанса

Когда мелкая буржуазия в лице ремесленных цехов все более исполнялась в XVI веке классового самосознания и когда публичные бани, где ввиду распространенности купальной жизни горожане и так встречались каждый день, естественно, становились центрами оппозиции против ненавистного господства знати или патрициата, знатные роды, видя, что их господству угрожает опасность, поспешили объявить публичные бани безнравственностью и запретить их там, где они имели власть. Таков был второй фактор, покончивший вместе с сифилисом в XVI веке с былым великолепием купален и бань. Но те же самые классы потом в продолжение столетий не находили ничего предосудительного или достойного кары, если мужчины и женщины крестьянства или промышленного пролетариата бывали вынуждены во время процесса работы или дома постоянно находиться в теснейшей физической близости, если родители, дети, коечники обоего пола, возмужалые и полузрелые спят вперемежку в комнате, как в хлеву, так что половая жизнь взрослых становится для незрелых и полузрелых каждый день предметом наглядного обучения. Господствующие классы в прошлом никогда не старались отменить соответствующими указами подобное положение, хотя в рамках своего класса они и клеймили каждое интимное соприкосновение полов. И то и другое отвечало их интересам господствующего класса, их экономическим интересам и было их социальной потребностью.

Таков первый фактор, обусловливающий развитие особой классовой морали. Не менее важен второй фактор: специфические моральные воззрения на службе классовой солидарности как объединяющее классовое средство.

Особые нравственные воззрения класса становятся узами, задача которых состоит в том, чтобы усилить связь между отдельными членами класса. То, что различает, вместе с тем и связывает, а именно тех, которые уже отличаются от других или же хотят от них отличаться. То, чем люди сознают себя отличными от других, будь то социально ниже стоящие или враждебные классы, вместе с тем связывает их в их сознании. Это нечто похожее на одинаковый мундир или на знамя, вокруг которого группируются люди. И знамя это развертывается особенно демонстративным образом, то есть эти особые качества преднамеренно культивируются, различия подчеркиваются и сознательно и преднамеренно вырабатываются. Эти различия внушают прежде всего чувство солидарности. И это совершенно логично, ибо в них впервые ясно обнаруживается социальная связь, входя в сознание как друзей, так и недругов. Каждое нарушение этих различий отдельным индивидуумом считается преступлением против всего класса. Это касается прежде всего всей области морали: штрейкбрехер кажется его борющимся товарищам величайшим преступником, не меньшим преступником является в глазах других фабрикантов тот, который идет на уступки своим рабочим. Это верно и относительно мельчайших подробностей в области классовой половой морали. Таким путем и таким образом возникают специфические нравственные установления и понятия о приличии. Традиционная этика, разумеется, этого не признает. «Традиционная этика, – говорит К. Каутский в своем блестящем этюде о морали, – видит в нравственном законе ту силу, которая упорядочивает людские отношения. Исходя из индивидуума, а не из общества, она не замечает, что нравственный закон регулирует не отношения одного человека к любому другому, а только взаимные отношения людей одного и того же общества». Это значит: людей одного и того же класса. Чтобы осветить результат этой регламентации общеизвестным, постоянно цитируемым примером, укажем на регламентацию незаконных связей в среде господствующего класса.