Настолько сухо, что у меня во рту пересохло. Так террористы диктуют требования. Было время, да, еще в детстве, он очень хорошо ко мне относился. Он даже почти что меня любил, ведь я была такая милая девочка. И в память об этой девочке, он все еще говорит вот так. По-человечески, без мешка на голове.
Я промолчала, так как понятия не имела, что он имел в виду. Наверное, ему рассказали, что я худею и Кан испугался, что увидит меня и снова не устоит. Я гарцевала в телефонной будке, как лошадь, стараясь не забиться в истерике. Выйти не могла: дверь держал Женя.
Мы с Димой явно жили в разных измерениях. В его измерении я вынуждала его поступить, как честный мужчина. Жениться, или чего-то там.
– Короче, Ангела. Чего ты хочешь?
ЛЮБВИ! – мое бедное сердце почти кричало.
– В смысле, чего я хочу? Ничего я от тебя не хочу. Чтоб ты оставил меня в покое! – орала я и прохожие оборачивались, чтобы увидеть бесноватую блондинку, – хватит меня позорить! Хватит всем рассказывать, хватит спрашивать всех, была ли я девственницей!.. Я думала… Думала, ты вырос и стал умнее!
– Кто научил тебя думать?
– Ты! I learned it a hard way.
Я это уяснила на горьком опыте, – в общем.
– Не можешь что-либо по-русски сказать, то и не выебывайся английским. Это означает, что ты не до конца осилила смысл… Твоя мать уже задрала меня намеками.
– Я слова не говорила матери. Ты сам ей все рассказал. Ты. Не я.
Димон стоял на своем. Стоял, словно памятник. Как же я хотела бы встать сейчас перед ним и обмотать телефонным проводом его шею.
– Я спрашиваю, в последний раз.
Меня трясло. Еще немного и я останусь Кану должна. За дефлорацию и испорченную обивку дивана.
– Ладно, – сказала я. – Окей! Я хочу, чтобы ты убил мою мать.
– Хорошо… ЧТО?!
Помимо воли, я расплылась в улыбке. Представила себе ее тело, распростертое у Диминых ног, дымок, струящийся из пистолетного дула. Лужу темной крови под ее головой.
– Ты слышал.
– А папу не надо?
Что в нем по-прежнему неизменно, так это понимание того, что я не шучу.
– Нет, – ответила я. – У нас с папой идеальные отношения: мы незнакомы.
– Ты больна, – сказал он, повторив диагноз толстяка из «черной» банды.
– Ты врач. Ты спросил, чего я хочу. Я ответила.
Кан вздохнул и велел отдать трубку Жене; сказать, что наш разговор закончен. И чего тогда было ему звонить?
***
Женя повел нас всех в «KFC», куда принес и нашей родной русской водки. Ну, все так обрадовались… Даже, я, которая сроду ее не пила! Решила, что виски, соджу и «Афтер Шок» меня закалили и я могу, как Лера, пить все, что горит. К тому же мне хотелось напиться до бесчувствия!
Все начали пить «one shot» и я тоже… Три рюмки залпом. Сидящий рядом с ней Ян упал в обморок. На него свалилась вдребезги пьяная я.
Меня качало из стороны в сторону, как взбесившуюся неваляшку, а самой мне казалось, что мозг наблюдает эту картину как бы со стороны. Словом, сидит себе на диване, смотрит новый фильм про Лину под градусом, а тело само пытается собой управлять.
Я плакала, смеялась и рассказывала всем, кто готов был слушать, что я не знаю, как это произошло. Не знаю, как умудрилась так «улететь» от трех маленьких рюмочек.
Кто-то прислонил меня к спинке стула, и я сидела, стараясь не шевелиться. Комната кружила вокруг, словно я сидела на карусели. Словно сквозь сон услышала хлопок двери и попыталась открыть хотя бы один глаз.
– Пошли! – прогудел где-то Кристин голос.
Я вскочила, точнее, попыталась, но почувствовала, что куда-то падаю. Ян снова был рядом и мое то, что когда-то было лицом, избежало чрезмерно тесного знакомства с полом. Девки подхватили меня под руки и потащили домой. Когда я это поняла, началось самое незабываемое. Я вырывалась и на весь город орала о том, как они меня все обижают, не берут с собой в клуб и как я их за это ненавижу, и хочу танцевать.
– Ты уже отплясалась! – сказала мне Криста.
Я не успокаивалась и орала, что не хочу домой к Тичеру, что она лесбиянка и будет ко мне приставать, но они все же бросили мой будущий труп на Леркину и Алькину кровать и ушли.
– Осторожнее, она буйная, – посоветовали они насмерть перепуганной Елене, которая бормотала:
– Не оставляйте меня с ней одну!
– Да Вы не волнуйтесь, – сказали они на прощанье, – она все равно на ногах не стоит.
Полежав немного, я поднялась и поползла на улицу. Там стояла кучка старушенций, которые уставились на меня интересом.
– Большой английский, братственному народу! В смысле, «Хай!», а не хуй.
Из дома выскочил басист «черной» банды в паре с барабанщиком из «белой», с явным намерением удалить меня от Народа. Я пыталась сопротивляться, но победила мужская доминантная мощь. Запертая в комнате, я валялась на матрасе и ужасно жалела себя. Мне хотелось поговорить.
– Елена Викторовна, – гундела я, – а, Елена Викторовна? Ну, расскажите мне о моем отце? А какой он был? А вы любили его?..