Секс для науки. Наука для секса

Мэри Роуч Секс для науки. Наука для секса

<emphasis>Mary Roach</emphasis> Bonk: The Curious Coupling of Science and Sex

Секс для науки. Наука для секса / Мэри Роуч; Пер. с англ. — 5-е изд. — М.: Альпина нон-фикшн, 2017.

Переводчик Галина Шульга

Редактор Роза Пискотина

Руководитель проекта И. Серёгина

Корректор О. Галкин

Компьютерная верстка Е. Сенцова, А. Фоминов

Дизайнер обложки А. Сендзюк

© Mary Roach, 2008

© Издание на русском языке, перевод, оформление. ООО «Альпина нон-фикшн», 2017

Прелюдия

В комнате сидит мужчина и что-то делает со своими коленками. 1983 год, кампус Калифорнийского университета, Лос-Анджелес. Мужчине — подопытному объекту — велено заниматься эти четыре минуты, прерваться, потом, после паузы, еще минуту. После чего можно надеть штаны, взять положенную плату и идти домой, а вечером, за ужином, он будет со смехом рассказывать эту забавную историю. Это исследование сексуальных реакций человека. Манипуляции с коленными чашечками не предполагают сексуального отклика, по крайней мере, на нашей планете, именно потому мужчина и занимается ими: это контрольное действие. (Перед этим мужчине было велено манипулировать более стандартным образом, в то время как исследователи делали свои измерения).

Я наткнулась на эту статью несколько лет назад, работая в библиотеке одного медицинского института. Раньше мне как-то не приходило в голову, что секс изучают в лабораториях, так же как сон, пищеварение или шелушение кожи, то есть как любой другой аспект человеческой физиологии. То есть знала, наверное, но как-то об этом не задумывалась. Я никогда не задумывалась, как это все происходит, с какими препятствиями и трудностями сталкиваются исследователи — удивленно поднятые брови, подозрения жен, сплетни коллег. Представьте, что уборщица, или какой-нибудь первокурсник, или президент Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе без стука откроет дверь во время сцены с коленками. В требовании, чтобы подопытный объект тискал свои коленки, нет ничего ни аморального, ни неприличного, но его очень трудно объяснить. А еще труднее найти финансирование под такие исследования. Интересно, кто их спонсировал? Кто добровольно участвовал в них?

Нет ничего удивительного в том, что, за несколькими достойными внимания исключениями, до 1970-х годов сексуальную психологию не изучали. Уильям Мастерс и Вирджиния Джонсон в конце 1950-х писали: «...состояние этой науки и поведение ученых по-прежнему определяет страх — они боятся общественного мнения, религиозной нетерпимости, политического давления, а более всего — фанатизма и предрассудков, причем не только вне, но и внутри профессионального сообщества». (И тогда они сказали: «Черт побери!» и построили пенис-камеру.) Английский секс-психолог Рой Левин, сейчас он на пенсии, рассказывал, что в предметном указателе его книги «Основы медицинской психологии», учебника, популярного в шестидесятые годы, не было таких слов, как «пенис», «вагина», «коитус», «эрекция», «эякуляция». Курсы психологии не затрагивали ни оргазма, ни полового возбуждения, словно секс был какой-то постыдной тайной, а не обычным биологическим явлением.

Одним из первых проектов Левина стало изучение химических свойств вагинальных выделений, единственной жидкости в человеческом организме, о которой не было известно практически ничего. Женская влага — первое, с чем встречается извергнутая сперма, и знания о ней необходимы, хотя бы с точки зрения возможности зачатия. Ему это казалось очевидным, но некоторым его коллегам-физиологам — нет. Левин вспоминает, как на конференции, где он представил свою работу, подслушал в мужском туалете мнение о себе двоих ученых коллег. Они, безусловно, были убеждены, что его почему-то возбуждает процесс расчета концентрации ионов в вагинальной жидкости. И что секс изучают только извращенцы.

Это общепринятое убеждение у одних вызывает настороженность по отношению к исследователям секса, а у других — повышенный интерес. «Именно так обо мне и думают, раз уж я этим занимаюсь», — говорит исследовательница Синди Местон из Техасского университета в Остине. То, что Местон — красивая блондинка, только осложняет дело. Если попутчик в самолете спрашивает о роде ее деятельности, ей приходится либо лгать, либо отвечать уклончиво: «Психофизиологические исследования». Большинство этим удовлетворяется. «А тому, кто настаивает на подробностях, я говорю что-нибудь типа: ну, мы используем различные визуальные и звуковые стимулы для изучения реактивности вегетативной нервной системы в различных контекстах. Обычно это помогает».