Секс и эволюция человеческой природы

В условиях конкуренции спермы семенники растут не только у обезьян и дельфинов. У птиц происходит то же самое. И благодаря последним, мы можем окончательно понять нашу систему спаривания. Зоологам давно известно: большинство млекопитающих полигамны, а большинство птиц — моногамны. Считается, что откладывание яиц дает самцу птицы гораздо больше возможностей с самого начала помогать в выращивании потомства — в отличие от самца млекопитающего. Первый может построить гнездо, высиживать яйца, приносить еду птенцам. Единственное, чего он не может — это отложить яйцо. Таким образом, молодые самцы птиц могут предложить самкам больше, чем просто оплодотворение. Это предложение будет принято, если молодь нужно выкармливать (например, у воробьев) и отвергнуто — если не надо (у фазанов).

А вот у млекопитающих самец, даже если захочет, может сделать не так уж и много. Он в состоянии кормить свою самку, пока та беременна (таким образом приняв участие в выращивании плода), носить родившегося детеныша или приносить ему еду, когда тот перестанет кормиться молоком. Но он не может вынашивать плод в животе или кормить детеныша молоком. Имея мало возможностей помогать самке, самец обычно с большей охотой тратит силы на попытки спариться с другими самками. Самец останется со своей семьей только если у него мало возможностей для спаривания на стороне и если его присутствие делает существование детеныша более безопасным (как у гиббонов).

Такие рассуждения в стиле теории игр в середине 1970-х годов являлись общим местом. Но в 1980-х впервые появилась возможность сделать анализ родства у птиц — по образцам крови. И зоологов ожидал удивительный сюрприз. Они обнаружили, что в среднестатистическом гнезде многие птенцы не являются потомками их «официального» отца. Самцы наставляют друг другу рога в стратегических масштабах. У американского зяблика, изящной маленькой голубой птички, ранее казавшейся абсолютно моногамной, около 40 % детенышей — чужие^{334}.

Оказалось, что зоологи совершенно недооценивали стремление птиц к внебрачным связям — они знали, что таковые случаются, но не представляли их масштабов. То есть большинство птиц действительно моногамны, но их никак нельзя назвать верными.

Легендарный датский зоолог Андрес Меллер вместе с Тимом Беркхедом (Tim Birkhead) из Шеффилдского университета написал книгу, обобщившую все, что нам известно о внебрачных связях птиц, и нарисовавшую картину, напрямую касающуюся людей. Первым делом, авторы доказывают, что размер семенников у птиц варьирует в соответствии с их системой спаривания. Самые большие — у полиандрических птиц, у которых несколько самцов оплодотворяют одну самку. Причем тот, который вырабатывает спермы больше других, оплодотворит большую часть яйцеклеток.

Это никого не удивило. А вот семенники токующих птиц (например, полынной куропатки, каждый самец которой, если понадобится, должен оплодотворить до 50 самок за несколько недель) удивительно невелики. Но следует помнить, что их самки спариваются всего один или два раза — и обычно только с одним самцом: в этом, как мы помним, весь смысл их привередливости на токах. Поэтому главному самцу не нужно тратить на каждую самку много спермы — ведь у его сперматозоидов не будет конкурентов. Размер семенников определяется не тем, как часто самец копулирует, а тем, сколько у него конкурентов.

Моногамные виды находятся где-то посередине. У некоторых из них семенники относительно невелики и предполагают не очень интенсивную конкуренцию сперматозоидов. У других они огромны — как у полиандрических птиц. Беркхед и Меллер обратили внимание: виды с большими семенниками живут колониями — это морские птицы, ласточки, щурки, цапли, воробьи. Жизнь там дает самкам большой простор для внебрачных связей — и они этим пользуются^{335}.

По мнению Билла Гамильтона, именно поэтому у такого большого количества «моногамных» птиц самец раскрашен ярче самки. Традиционное объяснение, предложенное Дарвином (самые красивые самцы и наилучшие певуны получают самок, которые вылупятся раньше других, и потому будут успешнее в выращивании потомства), конечно, справедливо. Но оно не отвечает на вопрос, почему у многих видов самец продолжает петь и после того, как находит себе жену. Гамильтон предполагает, что ярко раскрашенный «моногамный» самец пытается привлечь не жен, как это делает павлин, а любовниц. Он демонстрирует свою доступность для внебрачной связи: «Как вы думаете, ради чего Бью Браммелл[73] так одевался? Чтобы найти себе жену или чтобы завести роман»^{336}?

Эмма Бовари и ласточки