Секс и эволюция человеческой природы

Вспомним историю острова Питкэрн. В 1790 году девять мятежников с английского военного корабля Баунти были высажены на остров вместе с шестью полинезийцами и 13 полинезийками. В тысячах миль от ближайшего жилья и без надежды на помощь им пришлось строить свою жизнь на острове. Обратим внимание на дисбаланс: 15 мужчин и 13 женщин. Когда колонию обнаружили через 18 лет, в живых там оставались 10 женщин и только один мужчина. История мужского населения острова была такова: один совершил самоубийство, один умер своей смертью, а остальные 12 были убиты. Один оставшийся был просто-напросто последним, пережившим оргию насилия, свершавшегося на почве конкуренции за женщин. Он быстро принял христианство и предписал сообществу Питкэрна моногамию. До 1930-х годов колония процветала, и генеалогические записи велись хорошо. Их исследование показывает, что предписание сработало. Если исключить редкий и несистематический адюльтер, жители Питкэрна были и остаются моногамными^{313}.

Моногамия, утверждаемая законом, религией или общественной моралью, похоже, снижает убийственную конкуренцию между мужчинами. Согласно Тациту, германские племена, так досаждавшие нескольким римским императорам, отчасти приписывали свои военные успехи моногамности собственного сообщества — благодаря этому они были способны направить агрессию наружу (хотя это объяснение не получается приложить к полигамным, но успешным в военном отношении римлянам). Никому не позволялось иметь больше одной жены, поэтому ни у кого не возникало искушения убить своего соплеменника, чтобы забрать его супругу. Однако общественные запреты внебрачных связей не распространялись на пленных рабынь. В XIX веке на острове Борнео племя ибанов (морских дояков) занимало в местных войнах доминирующее положение. В отличие от соседей, ибаны были моногамны, благодаря чему в их рядах не было недовольных жизнью холостяков, и воины были мотивированы на отважные подвиги — с наградой в виде захваченных в плен девушек-рабынь^{314}.

Среди прочего, мы унаследовали от обезьян склонность к насилию против представителей своего вида. До 1970-х годов приматологи искали подтверждение расхожему мнению, согласно которому человекообразные обезьяны — мирные животные, образующие общества, чуждые насилию. Но потом ученым открылась редко проявляющаяся, но довольно зловещая сторона обезьяньей жизни. Самцы одного «племени» шимпанзе иногда совершают жестокие вылазки против самцов другого — выискивая и убивая врагов. Такой обычай сильно отличается от привычек многих других территориальных животных, которые, выгнав нарушителя границы, на этом успокаиваются. Результатом такой войны может стать захват вражеской территории. Но стоит ли так рисковать из-за столь сомнительной награды? Нет, победителей ожидает не территория, а нечто гораздо большее — молодые самки побежденной группы[67].

Если наша привычка воевать напрямую уходит корнями в обезьянью вражду между группами самцов за обладание самками, для которых территория — лишь средство достижения репродуктивного успеха, то мужчины современных «нецивилизованных» племен должны воевать, скорее, за женщин, чем за территорию. Антропологи долго настаивали на том, что войны ведутся из-за недостатка материальных ресурсов — в частности, белка, которого в традиционных сообществах действительно часто не хватает. Поэтому когда в 1960-х Наполеон Шаньон (Napoleon Chagnon), выросший на этих идеях, поехал в Венесуэлу изучать жителей племени яномамо, его ждало потрясение: «Эти люди сражались не за то, за что они, якобы, должны были сражаться — ни за какие ресурсы. Они дрались за женщин»^{315}. Или, по крайней мере, так они говорили. У антропологов есть традиция: нельзя верить тому, что говорят сами люди. Все смеялись над Шаньоном, поскольку он поверил своим респондентам. Как он заметил, «антропологу разрешают говорить, что война начинается из-за желудка, но не разрешают говорить, что она начинается из-за гонад». Шаньон снова и снова возвращался к яномамо и в итоге накопил ошеломляющее количество материала, не оставляющего сомнений: мужчины — независимо от социального ранга — убивавшие других мужчин (их называют унокаи), имели больше жен, чем те, которые никого не убивали^{316}.