С другой стороны, голос внутри нас, который говорит: «Вырасти, остепенись и извлеки из этого лучшее!» – вряд ли кажется привлекательным. Этот вариант больше не убеждает нас, ведь, как мы видели, он тяготеет к подавлению, а не к свободе и побуждает скорее к псевдовзрослости, а не к подлинной зрелости. Если мы сделаем такой выбор, то, скорее всего, сорвем его из-за нетерпения или обиды, сдавшись, как только появятся трудности, снова уйдя из дома, подобно подростку, оставив вынужденную роль родителя кому-то другому, в то время как мы попытаемся начать все сначала с кем-то еще.
Но давайте не отказываться от этой юношеской фазы слишком просто и быстро. До сравнительно недавних пор люди вступали в брак сразу после периода полового созревания и обычно умирали к возрасту сорока лет. Ни о какой юности нельзя было говорить. Юность – новое понятие. Общество восприняло ее всерьез лишь тогда, когда благодаря феномену Элвиса Пресли и «Битлз» коммерсанты увидели в детях полноправных покупателей музыкальных пластинок. Еще раньше, в конце 1940-х годов, освободительный развод стал поддерживаться государством, и это означало, что мужчины и женщины получили больше возможностей следовать своим чувствам, своему выбору, желанию, возбуждению и мечтам. Все это – ценные качества юности.
Нет, проблема не в подростковом возрасте, проблема в том, что мы в нем застреваем.
Мы заслуживаем своей свободы, мы так долго ее ждали. Но подлинная свобода и юношеский бунт – разные вещи. Выбор в пользу свободы подразумевает осознанность и ответственность. Мы как будто не готовы к свободно выбранным серьезным отношениям. Подростки с ними справиться не в состоянии.
Похожий взгляд был недавно выражен на телевизионной программе о моральности прелюбодеяния. Бывший епископ Джон Шелби Спонг, теперь читающий лекции в Гарварде, объяснял, что проблема не во внебрачных связях, но скорее в том, что значит состоять в серьезных отношениях, которые в программе называли моногамией:
Как я понимаю, моногамию еще не практиковали. Истинная моногамия требует абсолютного равенства между одним мужчиной и одной женщиной. Абсолютного равенства – политического, социального и религиозного, – всех видов равенства. Думаю, мы придем к истинной моногамии, когда мужчины и женщины будут абсолютно едины. Но пока наше общество не станет тем местом, где мужчины и женщины будут равны во всем, подлинная моногамия невозможна, лишь моногамная модель
[10].Спонг напоминает, что мы все еще ждем того времени, когда мужские и женские энергии будут уравновешены. Прежде, на внешнем этапе, мужчины проявляли чрезмерную активность, а женщины были излишне пассивными. По мере того как баланс силы начинает изменяться, мы становимся готовы к новому равенству. Опять обратимся к словам Спонга:
Подлинная моногамия подразумевает глубокое взаимодействие людей на равных, и именно это я ценю. Я на самом деле верю, что есть что-то совершенно чудесное в том, чтобы вложить свою жизнь и любовь в партнера, равного вам во всех отношениях, и разделить с ним каждый аспект своей жизни
[11].Мы считаем, что он абсолютно прав, но для нас равенство – только начало. Пока мы не вольны решать
Это преображающий шаг, для которого нужно выследить огненную душу близких отношений. Мы верим, что влюбленность – это послание богов, послание души. Последовать за этим посланием к его источнику – таинственное и трудное путешествие, в котором мы отдаемся преображению. В этой книге мы будем исследовать, что предполагают подобная преданность и трансформация.