Секс. Любовь. Свадьба (СИ)

— А еще я не могу поверить, что ты попросил мужа порнозвезды присмотреть за нашими детьми, — взрывается она.

Ладно. Во-первых, я не могу винить ее в этом. Во-вторых, меня осеняет.

— Вот что ты смотрела, когда я вошел в комнату? Порно с участием Боннера и его жены?

— Нет! — быстро отвечает она. — Я не смотрела на него!

— Уверен, это не так.

— Ноа, прекращай.

Я качаю головой:

— Поверить не могу, что ты смотрела порно с участием соседей.

В этот момент Келли жмет на тормоза, и машина резко останавливается, а моя рука касается члена.

Я угрожающе смотрю на жену.

— Ты сделала это нарочно.

— Не понимаю, о чем ты.

Ну конечно, не понимает она.

В больнице я час сижу рядом с двумя парнями: у одного болит спина, а другой засунул огурец себе в задницу и не смог его вытащить. Я ни капли не шучу. Он сам рассказал мне всю историю, пока Келли заполняла документы и каждые пять минут писала Боннеру сообщения, чтобы убедиться, что дети в порядке.

— Почему на твоих коленях подушка, — спрашивает парень с огурцом, как будто это его гребаное дело.

Я отказываюсь отвечать ему и поворачиваюсь лицом к Келли.

— Если в ближайшее время они не примут меня, я отрежу руку, и, возможно, тогда это привлечет их внимание.

Келли даже не смотрит на меня. Она посасывает конец ручки. По крайней мере, я надеюсь, что эта ручка ее, а не одна из тех, что лежали здесь, потому что если это так, то гарантированно она подхватит какую-нибудь заразу.

— Не драматизируй, — говорит она мне.

Я стискиваю зубы, кусаю щеку изнутри. Не берите в голову, что жена полностью игнорирует тот факт, что я истекаю кровью. Полотенце, обернутое вокруг руки, уже полностью промокло. Меня это не беспокоит. Нахрен мою руку. Куда большее волнение вызывает то, что у меня все еще стоит. Я мог бы трахнуть кого угодно, потому что моя жена сосет кончик ручки так, словно это чертов член. Кроме того, парень-огурец пристально наблюдает за всей этой сценой. Я стреляю в него взглядом, но его это не отвлекает, поэтому добавляю:

— Перестань пялиться на мою жену, иначе у тебя в заднице окажется не только огурец, ты, больной ублюдок!

Знаю, я невероятно груб, но, черт возьми, мне больно. А может быть, у меня шок. Я не совсем понимаю. Когда я снова смотрю на Келл, она все еще сосет ручку. Ну и что мне делать?

Я вырываю ручку из ее рта и бросаю через всю приемную. Прищурившись, Келли смотрит на меня.

— Обязательно было так делать?

Опираясь головой о стену, я смотрю на нее и морщу нос, как будто чувствую неприятный запах. Здесь и правда попахивает. Я имею в виду чувака, что сидит рядом со мной.

— Ага.

К тому времени, когда я захожу к врачу, на часах уже четыре утра, а к семи я должен быть на работе. Я в плохом настроении, мой член все еще тверд, и я отнюдь не вежлив.

— Будет немного щипать, — говорит мне медсестра, когда вонзает иглу в рану, чтобы промыть ее.

— Кто бы сомневался, — оглядываюсь я на нее. — Вы бы не могли поторопиться и перестать относиться к моей руке так, словно ищете сраное золото? Вы же в курсе, что я все это чувствую, правда?

— Ноа! — вздохнув, кричит на меня Келли. — Перестань грубить.

Я закатываю глаза и прислоняюсь к кушетке, накрыв здоровой рукой лицо. Все это время я прикрывал свой член подушкой, чтобы избежать разговоров об этом, но медсестра смеется, когда замечает стояк.

— Вы принимали какие-нибудь лекарства сегодня вечером?

Готовый защищаться, я быстро сажусь. В процессе я ударяюсь головой о лампу и едва не опрокидываю поднос с иглами и бинтами. Я собираюсь сказать что-то вразумительное, но Келли хлопает ладонью по моему плечу и отвечает за меня:

— Он принял «Виагру». Тупица.

Я фыркаю и закатываю глаза.

— Ты не жаловалась, когда я трахал тебя возле столешницы, не так ли?

Да, я сказал это. Вслух. Моей жене.

Келли гримасничает, а затем растягивает губы в злобной улыбке. И она не забавляется. Это значит: «Чувак, я отрежу твой твердый член, если ты скажешь еще хоть одно слово».

На щеках медсестры проступает румянец. Я смотрю на нее и понимаю, что она совсем еще ребенок и, вероятно, даже девственница, а я тут лежу с бешеным стояком в паре дюймов от ее лица.

— Просто зашейте мою руку, чтобы я мог пойти домой, — бормочу я. Необходимость кричать на всех сдувается. Если бы сдулось и кое-что еще… Создатели таблеток, разумеется, не лгали, когда говорили о четырехчасовой эрекции, не так ли?

Медсестра, промывающая руку, отказывается смотреть в глаза мне или Келли, но добавляет:

— Я могу дать вам кое-что, чтобы помочь… ну, знаете, с вашей проблемой.

— Я в порядке, спасибо, — говорю я сквозь зубы и плюхаюсь на кушетку, как поступил бы любой расстроенный мужчина. Я даже больше не пытаюсь скрыть свою эрекцию.

Рука зашита, шина наложена, и около четырех разных медсестер и докторов приходят, чтобы проверить мои раны. Бред сивой кобылы. Они все пялятся на мою эрекцию. Мне бы следовало гордиться этим. Но нет. Когда мне за что-то стыдно, я начинаю злиться.