Секс, ложь и фото

– Мне тоже больно, – как первоклассный актер тут же сменил интонацию Брусков, – когда меня предают.

Он говорил так, словно Дюкова была не дешевой рабочей силой, приносящей ему доход, а возлюбленной подругой. Обида, горечь и скрытая угроза звучали в его бархатном баритоне.

– Да кто тебя предает? – забеспокоилась Дюкова. – Ни о чем мы таком не говорили.

– О Белке трепались? – не унимался Денис. – Смотри, ты меня знаешь. Бизнес на первом месте. Чтоб больше ни слова этой сучке, а то навоз жрать заставлю!

Я вспомнила, как впервые увидела Дениса. С ленивой грацией холеного кота он развалился на диване. На его красивом лице застыло высокомерно-пресыщенное выражение. И все-таки его привлекательная наружность не вязалась с нынешними угрозами. Грубость напрочь перечеркивала его красоту.

Ну ты даешь, Бойкова! Ты что же, думаешь, что сутенеры – этакие нежные хрупкие юноши, и грубый цинизм им совсем не свойствен? Ты где, на луне?

Я была оскорблена до глубины души: какой-то негодный испорченный мальчишка, вообразивший себя чуть ли не самим Мальдорором, называет меня сучкой! Я, конечно, поняла, что речь шла обо мне.

– На, – более миролюбиво произнес Брусков, – возьми себе, – я услышала шелест свертываемой купюры, – и чтоб сегодня на высоте была!

– Легко тебе говорить, – с жалобной интонацией сказала Дюкова, – после всех этих…

– Да заткнись ты, – прикрикнул на нее Денис, – меня не е… что ты думаешь. И еще раз предупреждаю, если та сучка еще раз появится и станет приставать к тебе со своей лажей, гони ее к чертям собачьим, поняла?

– Поняла, – донесся до меня поникший голос Оксаны.

– Одного моего слова хватит, ты уж мне поверь, чтобы этой шилкинской телке навсегда рот заткнуть.

Ну уж это чересчур! Такого неуважения к себе я не могла стерпеть. Пусть меня упрекают в недостатке самообладания, воли, осмотрительности, здравого смысла, пусть считают наивной дурочкой, донкихотом в юбке, сражающимся с ветряными мельницами…

Я распахнула дверь, забыв побеспокоиться о том, чтобы не ударить стоявших прямо за ней.

– Кого это ты сучкой называешь?!

Мой свирепый вид и неожиданность появления породили неловкую паузу. Брусков и Дюкова растерянно пялились на меня. Мне показалось, что я стою на театральной сцене. Дают «Ревизора». Помните финальную сцену? Открытые от удивления рты, вытаращенные глаза, гнетущая немота ожидания…

Но все-таки здесь был не театр, и каждый играл на свой страх и риск, без согласования своей роли со сценарием и режиссером.

Денис довольно быстро взял себя в руки и весь пыл своей агрессии перенес на меня. Тем более что ему надо было держать марку перед смущенной и подавленной Оксаной – вот, мол, смотри, какой у вас шеф.

– Тебе бы в КГБ работать, – осклабился он, глядя на меня в упор.

– Все же лучше, чем под твоим руководством, – сдерживая негодование, прошипела я.

Это отнюдь не было камнем в огород покорно исполняющей волю своего заносчивого сутенера Оксаны, я не хотела обидеть ее, кесарю, как говорится, кесарево, а слесарю – слесарево.

– Иди, – резко кивнул Дюковой Денис.

Но она от неожиданности, казалось, потеряла не только дар речи, но и способность перемещаться в пространстве.

– Иди же, – злобно повторил и нетерпеливо мотнул головой Брусков.

Она испуганно посмотрела на него, потом на меня и, еле передвигая ноги, пошла прочь. Ну точно деревянная. Я проводила ее взглядом, в котором жалость мешалась с отвращением. Овца смиренная!

– Кому же это, интересно, ты намерен на меня пожаловаться? – с гордым вызовом спросила я.

– Ты не очень-то нос задирай! – приблизил ко мне свое красивое, дышащее презрительной яростью лицо Брусков.

Я заметила, что правое веко и верхняя губа у него слегка дергаются. Волнуется. Изматывающую работенку себе он выбрал. Ему бы на подиумах костюмы от Армани да белье от Кляйна демонстрировать, а он по барам сомнительным ошивается, сутенерничает…

– Кому надо. Вот только когда пожалуюсь, обидно, тебе даже узнать не удастся, кто с тебя шкуру живьем сдерет, – с ехидной гримасой пародийно просюсюкал Брусков.

– А еще что-нибудь, кроме того, что угрожать и бедных девочек обирать, ты умеешь? – с высокомерным презрением сказала я.

– Умею, – загоготал Денис, – вот щас прямо тут трахну в жопу тебя.

Он тряхнул и крутанул меня так, что я, словно бальная партнерша в танго, сделала по крайней мере два оборота вокруг своей оси и уткнулась в холодную стену. Денис тяжело и возбужденно задышал мне в затылок. Но это не было дыхание обуреваемого жаждой секса самца. Это было жаркое и хриплое клокотание ненависти и злобы. Он завел мою правую руку за спину и встал вплотную ко мне.

– Ну как, нравится? – язвительно спросил он, – это только начало. Хочешь, я познакомлю тебя с процессом нежного, как укус сколопендры, умерщвления? Возможны разные варианты, но результат будет один и тот же – твой милый ротик, которому бы сосать и сосать, забьют комья земли.