Такая симметрия взаимных разочарований иллюстрирует почти комическую несовместимость мужских и женских сексуальных реакций в контексте моногамной семьи. Подумайте: если мужчина и женщина вместе эволюционировали сексуально моногамными парами миллионы лет, как же мы вышли такими безнадёжно несовместимыми? Как если бы мы вместе садились ужинать, тысячелетие за тысячелетием, но половина, по-волчьи набросившись на еду, сжирала всё за несколько минут, в то время как вторая только заканчивала сервировать стол и зажигать свечи.
Да, мы слышали – смешанные стратегии, множество ничего не стоящей спермы, с одной стороны, и дорогие яйцеклетки в одной корзине – с другой и тому подобное. Но эти вопиющие несоответствия сексуальных реакций приобретают иное значение, если расценивать их как реликты нашего группового, сексуально беспорядочного эволюционного прошлого. Вместо того, чтобы накручивать сомнительные теории одна на другую, подпирая ими шаткую парадигму, – моногамия с
Ладно, хорошо. Это нас смущает. Даже, может, унижает, если вы легкоранимы. Но через 150 лет после выхода труда «О происхождении видов» разве не настало время признать, что сексуальность наших предков развивалась по траектории, сходной с нашими двумя ближайшими «кузенами» из числа приматов, – в высокой степени социальными и крайне умными? На все другие вопросы об истоках нашего поведения мы ищем ключи к ответам у шимпанзе и бонобо: язык, использование инструментов, создание альянсов, война и мир, альтруизм… но когда доходит до секса, мы ханжески отворачиваемся от этих моделей в пользу очень необщительных, туповатых,
Мы уже объясняли, как сельскохозяйственная революция начала радикальную социальную перестройку, от которой мы до сих пор не вполне оправились. Может, это отрицание нашей сексуально неразборчивой предыстории, такое вымученное и неправдоподобное, выражает обоснованный страх перед беспорядком. Однако насущные требования стабильности социального порядка (основанного, как мы постоянно упоминаем, на нуклеарной парной семейной единице) неспособны без следа уничтожить влияние сотен тысяч лет эволюции, предшествовавших переходу нашего вида к оседлому образу жизни.
Если бы самки шимпанзе и бонобо могли говорить, как вы полагаете, они стали бы плакаться в жилетку своим мохнатым подругам о том, что у самцов преждевременное семяизвержение и цветов от них уже не дождёшься? Думаем, нет, потому что, как мы видели, если самка шимпанзе или бонобо в настроении, она всегда будет в центре внимания ретивых самцов. А чем больше внимания она получает, тем более привлекательной становится, поскольку, как выясняется, наши «кузены»-самцы заводятся от вида и звуков своих товарищей, занимающихся сексом. Представьте себе!
«Какие ужасные сумасбродства разума!»
Истерия была одной из первых болезней человека, описанных формально. Её обсуждал ещё Гиппократ в IV столетии до н. э. Описание можно было найти в любом медицинском труде, посвящённом женскому здоровью, начиная со средневековья и вплоть до 1952 г., когда она была удалена из списка официальных медицинских диагнозов (за 21 год до того, как оттуда наконец была удалена и гомосексуальность). Ещё в начале ХХ в. истерия была самым распространённым диагностируемым заболеванием в США и Великобритании.
КАЖДЫЙ (КТО ХОТЬ РАЗ НЕМНОГО УГЛУБЛЯЛСЯ В ЭТИ МАТЕРИИ) ЗНАЕТ, КАКИЕ ТЯЖКИЕ СИМПТОМЫ – ВЗЛЁТ, ПАДЕНИЕ, ПЕРВЕРСИЯ И МАТОЧНАЯ КОНВУЛЬСИЯ – ПОРОЖДАЮТСЯ; КАКИЕ УЖАСНЫЕ СУМАСБРОДСТВА РАЗУМА, КАКИЕ НЕИСТОВСТВА, МЕЛАНХОЛИЧЕСКИЕ НАСТРОЕНИЯ И ВОЗМУЩЕНИЯ, ПРОТИВОЕСТЕСТВЕННЫЕ ЗАБОЛЕВАНИЯ МАТКИ ВОЗНИКАЮТ, КАК БУДТО ЗАБОЛЕВШИЕ ОДЕРЖИМЫ…
Вам наверняка интересно знать, как доктора лечили это хроническое состояние в течение веков?
Мы вам расскажем. Искусные доктора проводили мастурбацию своим пациенткам до достижения ими оргазма. Согласно данным историка Рейчел Мэйнс, пациенткам регулярно делали массаж с доведением до оргазма со времён Гиппократа до середины 1920-х. Присаживайтесь, пожалуйста, доктор примет вас сию минуту…