Секс на заре цивилизации. Эволюция человеческой сексуальности с доисторических времен до наших дней

Если вы когда-нибудь сомневались, что человеческие создания, кроме всего, ещё и социальные животные, вспомните, что самым жестоким наказанием в арсенале любого общества, после казни и физических пыток, было изгнание. Сегодня, когда пустых мест для изгнания преступников больше не осталось, мы применяем изгнание прямо на месте – одиночное заключение. Сартр что-то упустил, когда писал: «L’enfer, c’est les autres’» («Ад – это другие люди»). Когда нет других людей – вот настоящий ад для нашего вида. Человеческие существа так жаждут социальных контактов, что заключённые практически всегда и везде скорее выберут компанию психов-убийц, нежели полную изоляцию. «Лучше хоть какая компания, чем никакой», сказал журналист Терри Андерсон, вспоминая свои семилетние испытания в плену в Ливане⁹¹.

Эволюционные теоретики любят искать объяснения для выдающихся черт у разных животных: откуда у лося ветвистые рога, у жирафа длинная шея, а у гепарда его скорость. Эти свойства отражают среду обитания, в которой эволюционировали те или иные виды в своей экологической нише.

А что особенного есть в нашем виде? Кроме запредельно большого размера мужских гениталий (см. часть IV), с физической точки зрения мы не сильно примечательны. Средний шимпанзе весом в полчеловека по силе даст фору четырём-пяти усатым пожарникам. Несчётное количество животных бегают быстрее, ныряют глубже, дерутся лучше, видят дальше, различают малейшие полутона там, где мы слышим лишь тишину. Так с чем же мы пришли на вечеринку? Что особенного в представителях рода человеческого?

Наши бесконечно сложные и многогранные взаимоотношения друг с другом.

Мы знаем, о чём вы подумали: большой мозг. Верно, но наш уникальный мозг – это результат нашей вербальной социализации. Хотя всё ещё ведутся споры, почему у людей так быстро и до таких размеров развился мозг, многие согласны с Терренсом В. Диконом, который пишет: «Человеческий мозг сформирован в процессе эволюции для возможности развития речи, а не просто для интеллекта в целом»⁹².

Как в классическом примере обратной связи, наш большой мозг и служит нашим потребностям в сложной, утончённой коммуникации, и является её результатом. Язык, в свою очередь, помогает нашей самой глубокой, самой человеческой черте: способности формировать и поддерживать гибкую, многомерную, саморегулируе-мую социальную сеть. Прежде и кроме всего прочего, человек – самое общественное из всех созданий.

Есть ещё одна исключительно человеческая, отличительная особенность в дополнение к непропорционально крупному мозгу и связанной с ней способности к языку. Неудивительно, что это качество интегрально вплетено в крайне важную ткань нашей общественной жизни: это наша выходящая за всякие рамки сексуальность.

Ни одно животное на Земле не озабочено сексом столько времени в своей жизни, как Homo sapiens, даже известные своей любвеобильностью бонобо. Хотя у нас с бонобо примерно одинаковое количество половых актов на одно рождение – сотни, если не тысячи; гораздо больше, чем у других приматов, – их акты гораздо скоротечнее наших. «Моногамные» животные, образующие парные семьи, почти всегда слабосексуальны. Они занимаются этим лишь так, как рекомендует Ватикан: редко, быстро и сугубо для продолжения рода. Человек же, независимо от религии, находится на другом конце сексуального спектра; он – воплощение гиперсексуальности.

Люди и бонобо используют эротизм для получения удовольствия, для упрочения дружбы и для закрепления сделок (вспомните, исторически брак – это не что иное, как декларация вечной любви, это, скорее, корпоративное слияние). Для этих двух видов (и только для двух) секс, не направленный на размножение, – «природная», определяющая характеристика⁹³.

Делает ли нас этот фривольный секс «животными»? Ничуть. Мир животных полон видов, у которых секс имеет место лишь в редкие периоды овуляции у самок. Только два вида могут заниматься им круглый год и не ради размножения: один вид – человек, другой – близкий ему человекообразный. Таким образом, секс для удовольствия с множественными партнёрами – это скорее «человечность», чем «скотство». «Животный» секс как раз строго направлен на размножение и происходит «раз в год по обещанию». То есть возбуждённая обезьяна действует «по-человечески», а люди, занимающиеся сексом раз-два в год, скорее, «ведут себя, как животные».