Через несколько лет, вспоминая этот период, Гудолл писала: «Постоянное кормление возымело ярко выраженный эффект на поведение шимпанзе. Они начали ходить большими группами чаще, чем раньше. Они спали неподалёку от лагеря и, проснувшись рано утром, направлялись к нему шумными стаями. Самое неприятное –
Сомнения Маргарет Пауэр о кормлении шимпанзе так и повисли в воздухе. Их не заметили многие приматологи, не только Рэнгем257
. Майкл Гиглиери, например, изучал шимпанзе в лесу Кибале поблизости, в Уганде, специально чтобы проверить, не была ли конфликтность шимпанзе, обнаруженная Гудолл и её командой, исключительной реакцией на запертые бананы. Он пишет: «Моя задача… найти, были ли эти баталии и убийства нормой или последствиями кормления, которое практиковали исследователи, чтобы облегчить наблюдение»258. Однако и тут имя Пауэр не появилось даже в списке литературы в труде, опубликованном через восемь лет после выхода её книги.Формат этой книги не позволит нам адекватно исследовать вопросы, заданные Пауэр, или цитировать данные из других частей исследования по межгрупповым конфликтам среди шимпанзе, которых не подкармливают259
. Хотя у нас есть сомнения в мотивации Пинкера и Шаньона (см. ниже), мы разделяем мнение Маргарет Пауэр о научной добросовестности и благих намерениях Гудолл. Но, при всём уважении к Гудолл, вопросы Пауэр заслуживают рассмотрения тех, кто всерьёз заинтересован в вопросах человеческой воинственности как наследия нашего обезьяньего прошлого.Военные трофеи
Вопросы Маргарет Пауэр проникают в самое сердце проблемы: зачем воевать, если воевать не за что? Пока исследователи не начали кормить обезьян, еда была в джунглях, и шимпанзе рассредоточивались в её поисках каждый день. Если шимпанзе находит дерево, усеянное фруктами, то он часто зовёт остальных. Взаимопомощь – обычное явление; пища в лесу не отнимается у кого-то другого. Однако как только они поняли, что каждый день в определённом месте будет очень лёгкая для добывания еда, но её количество ограничено, шимпанзе начали прибывать «шумными стаями» и «вертеться около лагеря». И вскоре Гудолл и её студенты стали свидетелями знаменитой межгрупповой агрессии у шимпанзе.
Возможно, впервые в своей жизни у шимпанзе появилось нечто, за что стоило сражаться: сконцентрированный в одном месте, надёжный, но ограниченный источник еды. Они вдруг обнаружили, что в этом мире можно выигрывать за счёт проигрыша других.
Применяя эти рассуждения к человеческим сообществам, остаёшься в недоумении: за что воевать сообществам собирателей с немедленным потреблением? За что рисковать жизнью? За еду? Её везде полно. Сообщества, зависящие от периодических наплывов пищи из-за природных условий, как, например, нерест лосося в реках северо-запада США и Канады, уже не могут считаться сообществами с немедленным потреблением. В таких местностях народы находятся в более сложных, иерархических взаимоотношениях, как квакиутль (будет рассмотрено ниже). Что ещё – собственность? Собиратели почти не имеют собственности, ценной для других. Земля? Наши предки развивались на почти не заселённой приматами планете в течение большей части своей истории как вида. Женщины? Возможно, но такой подход предполагает, что рост народонаселения был важен для собирателей и что женщина была продуктом спроса; что за неё нужно было сражаться и ей можно торговать, как скотом в племенах животноводов. Вероятнее же всего, что для собирателей было важнее держать численность популяции стабильной, нежели увеличивать её. Как мы видели, когда группа достигает определённого количества членов, она склонна к расколу, да и какое может быть эволюционное преимущество в необходимости кормить большее количество ртов в разросшейся группе собирателей. Мы также видели, что мужчины и женщины перемещались от группы к группе, свободно сходясь и расходясь друг с другом. Такая социальная система типична для собирателей, шимпанзе и бонобо.
ПОСЛЕДНИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ МИТОХОНДРИАЛЬНЫХ ДНК ПОДТВЕРЖДАЮТ, ЧТО ДАЖЕ ТАКОЕ НЕМНОГОЧИСЛЕННОЕ НАРОДОНАСЕЛЕНИЕ НЕСКОЛЬКО РАЗ ПЕРЕЖИЛО ЭПОХИ ПОЧТИ ПОЛНОГО ВЫМИРАНИЯ.