Секс-опекун по соседству

— Я сделаю все, чтобы ее защитить.

Я, может, и не умею быть нежным и заботливым, но поставить за спину свою женщину и защищать любым способом обязан. Алла теперь моя вечная заноза в задница. И я даже не знаю, раздражаться или радоваться от такой перспективы. Во мне слишком много противоречивых чувств к этой ядовитой гадюке.

— Я верю тебе. Тем более теперь, когда она почти твоя жена. Ты сказал ей?

В этом-то и проблема. Скажи я ей, что ее, по сути, отдали даже не на воспитание, а в пожизненное сексуальное рабство, она не станет разговаривать, она взбрыкнет и обязательно попадет в какую-нибудь жопу. И вряд ли секс изменит ее отношение к браку по принуждению. Она уже уверена, зараза, что весь мир вокруг нее вертится. Ну, ничего, сейчас она поймет, что лучше всего ей вертеться вокруг моего члена.

Мне лишь нужно обставить все так, чтобы она сама захотела за меня выйти, что сделать, конечно же, проблематично, особенно в свете ее непростого характера и давней обиды. Однако, я не из тех, кто пасует перед трудностями. Придёт время, она примет меня. Такого, какой есть. Со всей тьмой. Еще и кайфовать будет.

— Нет, и пока не собираюсь. Сам разберусь.

— Не сомневаюсь. Отбой.

Вот и весь разговор, впрочем, как обычно, полкан много о дочери не расспрашивает, словно я уже ее законный муж. Хотя, оно и к лучшему, лезть в наши отношения я никому не позволю.

Это целиком и полностью наш мир. Больной. Извращенный. Сумасшедший. Но принадлежащий только нам двоим.

Для кого-то отбой, а кому-то пора поднимать свою аппетитную задницу. Но легкие поглаживания не срабатывают, и я делаю мощный шлепок, оставляя смачный след на персиковой коже рыжей стервы.

— Ай! — верещит она и пытается ударить ногой. — Отвали, е*арь-террорист!

Хватаю за ногу и резким движением переворачиваю настырную жертву на спину, широко раздвигая ноги.

Сначала на глаза попалась грудь, соски на которой встали острыми пиками, и Алла поспешила их прикрыть. Это даже забавно.

Вот уж точно, нашла время стесняться. Только не после того, как скакала на мне, весело потряхивая сиськами, доводя обоих до исступления.

— Алла, я тебя предупреждал. С утра ты вроде как уйти собралась. Просто грех отпустить тебя не удовлетворённой.

— Не ври, скотина! — фыркает она озлоблено. — Ты просто хочешь затрахать меня до смерти и схоронить во дворе. Вот!

— А может, я хочу затрахать тебя, чтобы ты не смогла никуда уйти? — жадно осматриваю великолепное тело будущей жены, такое долгожданное и, наконец, полностью доступное, следы своих зубов, разводы от спермы.

Идеальная дрянь, которую хочется е*ать, пока воздух не кончится. Пока не признается, что все ее игры были только с одной целью, стать послушной, ласковой кошечкой матерого кота. Лакать молочко по первому требованию. Я даже разрешу иногда выпускать коготки.

Но Алла была бы не Аллой, если бы сразу поверила в искренность моих намерений.

Так что дергает на себя одеяло, закрывая все, вплоть до пяток, и ворчит:

— Старичкам пора баиньки.

Эти ее попытки напомнить о разнице в возрасте уже прилично подза*бали, и я срываю чертово одеяло. Сначала пытаюсь посадить Аллу к себе на колени, но она начинает толкать меня в грудь.

— Тамерлан! Я сказала, нет! Тупой ты солдафон! — оскалившись, мне пришлось напомнить чертовке, что в этой комнате нет стоп-слов. И только я буду решать, когда наступит это самое «хватит».

Схватил Аллу и положил ее себе на колено, задорно торчащей вверх задницей. Отчаянное сопротивление сбил оглушительным шлепком. Она даже и представить не могла, как же заводят меня все эти игры.

— Будешь дергаться, вы*бу в зад. Сама напрашиваешься.

Алла тут же замирает, дрожит, и мурашки на ее попке весело разбегаются, буквально притягивая взор к сливочной коже, на которой так отчетливо проступает след большой ладони.

Не была бы она такой мелкой, я давно бы оставил следы по всему ее телу, чтобы напомнить, кто ее хозяин.

Кого она сама выбрала хозяином.

Шлепаю снова и поглаживаю место удара, но только зачем? Чтобы отвлечь и просунуть два пальцами в истекающую влагой дырку.

— Похотливая дрянь. Думаешь, мне нужно это твое бабское: «я побуду недотрогой, чтобы он больше меня хотел». Поверь, если я захочу больше, ты не сможешь ходить.

Пальцы все глубже, а она нереально сладко стонет, сбивая последние барьеры, которые держали инстинкты в узде.

Медленно, но верно растрахиваю все еще узкую щель. Настолько тесную, что член ноет, как будто напоминая, как сильно его сжимали, и как хорошо она мне подходила.

— Тамерлан, — выдыхает Алла, уже сама подмахивая задницей, а когда большим пальцем я нахожу распухший клитор и принимаюсь натирать его, то вовсю срывается на стон. Громче. Сильнее. Пальцы внутри двигаются все резче в унисон тому, как пульсирует клитор, отвечая на трение. — А… Черт! Ублюдок…

Она орет, сотрясаясь от оргазма, а в тот момент, когда я достаю пальцы, у меня слетают последние тормоза, вижу там обилие смазки. Зверею тут же, отбрасывая все человеческое.