Я сказал, что нужна ее помощь. В темноте сполоснул под краном член, дал его в руку девушке, взял ее другую руку и пососал указательный палец, объясняя ей, что должна делать. Она без выпендрёжа присела, взяла в рот и принялась сосать. Судя по неумелости, делала это впервые. Но оказалась способной ученицей. Пара моих подсказок – и заработала что надо! Член мой подскочил, как пионер при звуке горна. Я поднял правую ногу Элизабет, потому что моя правая рука не отошла еще после предыдущего раза, и опять засунул ей. Теперь уже в мягкое влагалище. На этот раз драл ее так долго, что думал, отвалится моя рука. Элизабет кончила дважды. Потом, не возбуждаясь, ждала меня. Чтобы я быстрее догнался, лизала мою шею, водила кончиком языка в ушной раковине. Я таки кончил и сразу выронил ее ногу. Член выскочил, но я какое-то время не отлипал от девушки, потому что обессилил так, что боялся рухнуть.
Я хотел выйти первым, чтобы она спокойно подмылась, но Элизабет не отпускала меня. В темноте она поплескалась, обрызгав стены и меня, а потом мы вышли вдвоем. В проходе мы столкнулись с проводником. Он сразу врубился, чем мы только что занимались, но виду не подал. Мы сели в своем купе, теперь уже рядом. Элизабет положила голову на мое плечо. Улыбаясь, о чем-то думала, поглаживая мою руку. Наверное, вспоминала умывальник. Меня клонило ко сну. Я бы так и закемарил, но девушка вдруг что-то вспомнила и попросила снять с полки ее сумку. Из сумки она достала бутылку с какой-то мутноватой жидкостью. Элизабет сказала название, но я его не запомнил. На вкус это было фруктовая бражка, явно самопальная. Мы быстро приговорили пузырек. Элизабет опять устроилась на моем плече и принялась поглаживать руку. Монотонность ее движений навели меня на некоторые воспоминания, от которых член начал подниматься. Элизабет почувствовала и замерла, словно боялась спугнуть. Я взял ее руку и положил на привставший член. Девушка улыбнулась лукаво, легонько сжала его и, не отпуская, начала медленно подниматься. Затем схватила меня за руку и повела в умывальник.
Второй заход оказался яростнее. На этот раз я поставил Элизабет раком. Она оперлась руками на умывальник, и я засунул ей с размаху. Она ойкнула негромко от смеси боли и удовольствия. Я сжал ее упругие ягодицы и заработал с оттягом. Теперь уже рядом с ее ртом не было моего плеча, поэтому она сперва взвизгивала, а потом прикусила свою руку, потому что звук становился слишком громким. И в этот раз кто-то дернул ручку, но не постучал, пошел дальше. Кончили мы почти одновременно. Отдышавшись и подмывшись, вернулись в свое купе.
Там сидела женщина лет тридцати пяти. Поглядев на нас, она улыбнулась уголками губ и перешла в другое купе. Мы как раз подъехали к станции. Элизабет глянула на название и засуетилась: следующая – ее. Я снял с полки сумку. Девушка достала из сумки какую-то пилюлю, судя по обложке, противозачаточное разового действия, проглотила ее. Я дал Элизабет свой адрес и телефон, но был уверен, что больше не встретимся. Такие случки хороши своей внезапностью. У них не должно быть ни прошлого, ни будущего.
Провожая ее, я шел с ее сумкой по проходу первым. Навстречу нам попался контролер. Со мной разминулся благополучно, а к Элизабет прислонился, якобы не удержав равновесие из-за качки. Краем глаза я заметил, как его рука на мгновение прижалась к промежности девушки. В тамбуре я поставил ее сумку на пол. Кроме нас там никого не был, поэтому я, как бы потеряв равновесие, прижал руку к промежности девушки. Она, все поняв, хихикнула. Я поцеловал ее и, засунув руку ей в трусики, принялся ласкать клитор. Только когда электричка остановилась, Элизабет отпрянула от меня, быстро открыла дверь и вышла. Взяв сумку, она стояла на перроне и, улыбаясь влюблено, смотрела в мои глаза. Электричка тронулась. Мне хотелось спрыгнуть и остаться с девушкой навсегда. Наверное, что-то подобное хотелось и Элизабет.
Границу я пересек пешком. Точнее, мост, с одной стороны которого стоял венгерский пограничник, а с другой – толпа украинских, я переехал на машине, потому что переходить пешком границу в этом месте нельзя. Дальше была эпопея на украинских и российских электричках, старых и разбомбленных, и грустные бабы-попутчицы, которых больше интересовала борьба за выживание.