Другими словами, нарциссизм, возможно, содержит зародыш иного принципа реальности: либидозное сдерживание «Я» (собственного тела) может стать источником нового либидонозного сдерживания объективного мира, превращения его в новый способ бытия. Эту интерпретацию подтверждает то, что нарциссическое либидо играет, согласно Фрейду, решающую роль в сублимации. В «„Я“ и „Оно“» он спрашивает, «не происходит ли всякая сублимация при посредстве „Я“, которое сначала превращает сексуальное либидо объекта в нарциссическое, чтобы затем, может быть, поставить ему другую цель».
Если дело в этом, то всякая сублимация начинается с оживления нарциссического либидо, которое в своем преизбытке тянется к объектам. Эта гипотеза революционизирует идею сублимации: она указывает нерепрессивный способ сублимации, который проистекает скорее от избытка, чем от вынужденного отклонения либидо.
Орфико-нарциссические образы связаны с Великим Отказом: отказом примириться с утратой либидозного объекта (или субъекта). Отказ выражает потребность освобождения, воссоединения с утраченным. Орфей является прообразом поэта как освободителя и создателя: он устанавливает в мире более высокий порядок — порядок без подавления. Искусство, свобода и культура навечно слились в его личности. Он — поэт избавления, бог, который приносит мир и спасение, ибо он умиротворяет и человека, и природу, но не силой, а с помощью песни.
Классическая традиция связывает Орфея и с возникновением гомосексуальности. Как и Нарцисс, он отвергает нормальный Эрос, но не ради аскетического идеала, а ради более совершенного Эроса. Как и Нарцисс, он выражает протест против репрессивного порядка сексуальности, ограниченной деторождением.
Эрос Орфея и Нарцисса — это в конечном итоге отрицание этого порядка, Великий Отказ. В мире, символом которого является культурный герой Прометей, это означает отрицание всякого порядка. Но, отрицая, Орфей и Нарцисс открывают новую реальность со свойственным ей строем, определяемым иными принципами. Орфический Эрос преобразует бытие: он укрощает жестокость и смерть освобождением. Его язык — песня, его труд — игра. Жизнь Нарцисса — это красота и созерцание.
Преобразование сексуальности в Эрос
Картина нерепрессивной цивилизации, которую нам дает побочная линия мифологии и философии, указывает новое отношение между инстинктами и разумом. Достижение гармонии между свободой влечений и порядком ведет к перевороту в цивилизованной морали: освобожденные от тирании репрессивного разума инстинкты стремятся к свободным и прочным экзистенциальным отношениям — они рождают новый принцип реальности.
Шиллер в своем рассуждении об «эстетическом государстве» конкретизирует картину нерепрессивной культуры, рассматривая ступень зрелой цивилизации. На этой ступени регулирование инстинктов — как и в психологии Фрейда — становится социальной проблемой (политической по терминологии Шиллера). Те же процессы, которые порождают «Я» и «Сверх-Я», также формируют и сохраняют специфические общественные институты и отношения. Такие психоаналитические понятия, как сублимация, идентификация и интроекция, имеют не только психическое, но и социальное содержание, вырастающее из системы институциональных, правовых, административных и традиционных отношений, противостоящих индивиду как объективные данности.
Внутри этой антагонистической системы психический конфликт между «Я» и «Сверх-Я», «Я» и «Оно» совпадает с конфликтом между индивидом и его обществом, воплощающим рациональность целого. Борьба индивида против репрессивных сил становится борьбой против объективного разума. Следовательно, возникновение нерепрессивного принципа реальности, ведущего к освобождению инстинктов, означало бы регресс от достигнутого уровня цивилизованной рациональности. Этот регресс, как физический, так и психический, привел бы к активизации пройденных в развитии «Я» реальности ранних форм либидо и к распаду воплощающих его институтов общества.
С позиции этих институтов освобождение инстинктов видится как рецидив варварства. Однако такое освобождение, вызванное не поражением, а победой в борьбе за существование и поддержанное свободным высокоцивилизованным обществом, может вести к радикально иным результатам. Это по-прежнему означало бы поворот цивилизационного процесса и ниспровержение культуры — но уже после того, как цивилизация совершила свою работу и создала человечество и мир, готовые к свободе. Это по-прежнему означало бы «регресс» — но в свете развитого сознания и под предводительством новой рациональности.