Секс с чужаками

— Что же я такое подумала? Надо было мне рассказать ей про самолет, прежде чем я собралась «полетать». А то теперь приходится ей отвечать, будто это нормальный разговор, а не угадайка — будто в запертую крысу палкой тыкать. Одна надежда, что потом можно будет объясниться.

— Не знаю, почему. Просто у тебя вид такой…

— Значит это правда, — сказала она и весь напряг к ней вернулся, и лицо опять начало менять цвет с красного на белый и обратно.

— Что правда? — спросила я, продолжая гадать, во что же такое самолет превратил мое невинное замечание.

— До того, как я сюда попала, у меня были косы. Тебя, наверное, удивляет моя прическа.

— Елки-палки, наверное, я сказала какую-нибудь гадость про ее волосы.

— Мой отец… — Зибет вцепилась в блокнот так же, как в ту ночь хваталась за выключатель — будто жизнь спасала. — Мой отец их обрезал, — она признавалась мне в чем-то ужасном, а я понятия не имела — в чем.

— Чего ради он это сделал?

— Он сказал, что я ими… искушаю мужчин. Он сказал, что я… заставляю их думать обо мне нехорошее. Он сказал, что это бывает по моей вине. Он отрезал все мои волосы.

— До меня наконец дошло, что я спросила у нее как раз то, что хотела: не завела ли она себе дружка.

— Как по-твому, я правда это делаю? — спросила она меня умоляющим голосом.

— Шутит, что ли? Она бы не соблазнила даже Брауна, когда его на целочку тянет. Этого я, однако, не могла ей сказать, а с другой стороны, я знала, что если отвечу «да», то опять у нас наступит блевательный сезон. Жаль мне ее было, бедолагу, с ее отрезанными косами и с ее поганым папашей, который ее запугал до чертиков, наговорив воз всякого вранья. Неудивительно, что она была такой сдвинутой, когда только сюда попала.

— Как считаешь? — настаивала она.

— Если хочешь знать, что я думаю, — сказала я, не совсем твердо вставая на ноги, — так я думаю, что все отцы — куча дерьма. — Мне вспомнился рассказ Арабеллы — маленькие коричневые животные длиной в руку — и как Браун говорил: «Твой отец только хотел тебя защитить». — Хуже, чем куча дерьма, — повторила я. — Все.

— Зибет, распластавшись по стене, таращилась на меня — как будто ей хотелось мне поверить.

— Хочешь знать, что со мной сделал мой отец? — спросила я. — Он мне косы не отрезал. О нет, он придумал куда лучше. Знаешь, что такое дети по доверенности?

— Зибет помотала головой.

— Ладненько. Мой отец желает сохранить свой драгоценный род и свою фамилию, но не желает никаких связанных с этим беспокойств. Так что он оформляет доверенность. Платит кучу денег, потом спускает в пластиковый мешочек и готово — он уже папаша, а вся грязная работа остается юристам. Как, например, пестовать меня, и отправлять куда-нибудь на летние каникулы, и оплачивать мое обучение в этой поганой школе. Или цеплять на меня вот это, — я показала ей запястье с гнусной сигнальной лентой. — Он меня даже никогда не видел. Даже не знает, кто я такая. Уж поверь, про дерьмовых отцов мне все известно.

— Я бы хотела… — произнесла Зибет. Потом раскрыла свой блокнот и снова взялась переписывать свои заметки. Я брякнулась на кровать — начинался послеполетный отходняк. Когда я снова взглянула на Зибет, она поливала слезами свои драгоценные записи. Елки-палки, что ей ни скажи — все неладно. Самое большее, на что я могла надеяться в этом ненормальном месте — это что парни наиграются со своими зверюшками к середине семестра, да еще на повышение отметок по поведению.

К середине семестра циркуляционная система вышла из строя окончательно. Кампус был по колено завален пухом и листьями. Ходить и то едва можно было. Я шла на занятия, пробиваясь сквозь листья и пригнув голову. Брауна я заметила только когда было уже поздно.

На руке Браун держал животное.

— Это дочурка Энн, — сказал Браун. — Дочурка Энн, познакомься с Тавви.

— Пошел нахрен, — сказала я, протискиваясь мимо него. Браун схватил меня за руку и крепко сжал, так что сигнальная лента до боли врезалась мне в тело.

— Это невежливо, Тавви. Дочурка Энн хочет с тобой познакомиться. Будь лапочкой, — он ткнул животным мне прямо в физиономию. Арабелла была права. Гадостная тварь. Я их до этого никогда вблизи не видела. Коричневая острая мордочка, тусклые глазки и крошечный розовый рот. Тельце, покрытое грубой коричневой шерстью, вяло повисло у Брауна на руке. На шею зверю Браун нацепил ленточку.

— Как раз в твоем вкусе, — сказала я. — Страшнее черта, и дырка достаточно большая, чтоб даже ты нашел.

Браун сжал мою руку еще крепче.

— Ты не должна так говорить с моей…

— Привет, — сказала Зибет у меня из-за спины. Я быстро обернулась. Ее-то как раз мне и надо.

— Привет, — ответила я и выдернула у Брауна руку. — Браун, это моя соседка. Она новенькая. Зибет, Браун.

— А это дочурка Энн, — произнес Браун, поднимая животное повыше, так что оно по-дурацки разинуло мягкий розовый рот. Хвост у зверюги был задран, и с того конца я тоже видела мягкое и розовое. И Арабелла еще удивляется — что их привлекает?