Секс с экс

Это не так. Мужчины ужасны, и потом, в таких отношениях женщины порядочнее мужчин. Такие вот у меня устарелые представления. При равенстве полов честность, искренность и порядочность медленно, но верно исчезают, и кто-то обязательно страдает. Лучше, если это буду не я. И не Иззи. И не Джош.

Я замечаю свое отражение в зеркале на туалетном столике и вижу то же, что видят остальные: пять футов семь дюймов (восьмой размер), большие голубые глаза, длинные томные волосы. Сексуальна, спокойна, безупречна. Но все же удивительно, отчего люди не замечают того, что вижу я: семилетнюю круглолицую малышку, брошенную отцом. Я думала, он не остался, потому что я некрасивая, я даже чувствовала свою вину в том, что он ушел. Я плохо себя вела? Может, он ушел потому, что мы с Джошем перекопали наш огород? К тому времени, когда я поняла, что дело совсем не в этом и что это связано с мисс Хадли, его пышной, белокурой и усердной секретаршей, было уже слишком поздно. Я казнила себя целых десять лет. Психологически несложно объяснить: предательство, обида, вся эта чепуха. У меня комплекс по поводу мужчин, которые недостаточно сильно меня любят и потому не останутся рядом, и я не верю в их способность хранить верность. Моя защита от разочарований – цинизм, жесткость и расчетливость. Очень эффективная защита, скажем прямо. Прежде чем мне сделают больно, я бью сама. Я избавляюсь от мужчин, прежде чем они сделают меня несчастной. Главное – вовремя выйти из игры.

– Распространенное заблуждение – считать, что секс и любовь вообще совместимы. Почему? Никто же не думает, что он влюблен, если чувствует голод, усталость или холод. Так зачем так думать, если чувствуешь желание?

– Слишком уж ты умна, – роняет Иззи. На самом деле она считает меня жестокой, но слишком вежлива, чтобы сказать это вслух.

Я собиралась провести воскресенье с матерью, и Иззи, не желая оставаться одна, решает ехать со мной. Это, конечно, приятно, но, честное слово, она меня разочаровывает, считая, что можно быть одинокой в семимиллионном городе с десятками музеев, сотнями магазинов, миллионами баров и ресторанов и целой кучей галерей.

Мама сидит в саду и читает любовный роман. Я со значением грохаю на землю сумку с хорошими книгами. Мама благодарит, но что-то я сомневаюсь, что она променяет томные взгляды и страстные объятия на повесть о тяжелых временах в Ирландии эпохи картофельного голода. Мама всегда рада нам с Иззи. Ей нравится нас опекать, и она тут же бросается на кухню ставить чайник.

Живет мама в Кокфостерс, в чистеньком домике, до отказа забитом мебелью, оставшейся у нее после замужества. Из нашего просторного особняка она перевезла в этот домик с террасой решительно все. Конечно, получилось слишком тесно. По комнате нельзя пройти, не ударившись бедром о край буфета или не задев ногой стул. В некоторых комнатах вещи просто взгромоздились в несколько этажей: на столе стул, на стуле пуф. В двух спальнях по две кровати, на которых никто не спит. Я так надеялась, что она все это выбросит и начнет новую жизнь. Но время для нее остановилось навсегда. Когда она вышла за отца, все говорили, что она удивительно похожа на Мэри Куант. (В те годы это было лестным сравнением.) Такой она и осталась. И теперь, тридцать пять лет спустя, стягивает волосы в большой пучок, каждые три недели подкрашивает их в темный цвет, носит слишком короткие юбки и слишком жирно подводит веки.

Все это немного меня смущает. Не оттого, что она старомодна, хотя сама я отношусь к мо-Де очень серьезно. Просто мне не нравится вы-бранный ею образ. Этот образ громко вопит о том, что жизнь застопорилась, когда мой отец ушел. Мама никогда об этом не говорит, но я-то знаю, что она вроде диккенсовской мисс Хавер-шем, – пытается остаться молодой, надеясь, что однажды отец войдет в дом и эти двадцать шесть лет волшебным образом исчезнут без следа.

Мама высокая и крепкая, а выглядит еще выше, потому что у нее длинные бедра. Она следит за фигурой, и единственная ее уступка возрасту – слегка округлившийся и чуть выпирающий животик. Спина и плечи широкие, – тело еще сильной женщины, а лицо худое, с высокими скулами. Нос узкий и прямой, от него такое впечатление, будто житейские трудности ее не затронули, но выступающий заостренный подбородок улавливает всю боль и жестокость мира. Светло-голубые глаза подчеркивают массивность лица. Эти глаза не могут скрыть ни восторг, ни отвращение, и потому она часто прячет их под темными очками, даже зимой. Я это от нее унаследовала. И хотя черных очков я не ношу, мир я вижу в мрачных тонах.

– Ты получила мое сообщение во вторник? – спрашивает мама. Вместо «да, я была рада» отвечаю «да, но была очень занята и не смогла позвонить». Мама кивает.

– Как свадьба? – Она знает все обо мне и о моих делах. Так она избегает необходимости жить своей жизнью.

– Ничего интересного.

– Было здорово, – улыбается Иззи.

– Досадно, что шел дождь, тем более что сегодня прекрасная погода. А вчера лило весь день.