Секс, смерть и галоперидол. Как работает мозг преступника. Судебная психиатрия как она есть

«ВООРУЖЕН И ОЧЕНЬ ОПАСЕН»

Была еще одна забавная история, уже с другим больным.

– …Так что не знаю, что делать, Маш Петровна, – сетовала на жизнь, а точнее, на свой вес медсестра Зоя, ни наяву, ни во сне не представляя, как можно за три месяца сбросить пятнадцать килограммов, благоприобретенных за слишком затянувшуюся зиму.

Впереди ясным светом, как маяк в непроглядной тьме, освещал светлое будущее отпуск (первый пенсионный, между прочим). И поскольку на него уже имелись планы благодаря мужу, морю и санаторию в Геленджике, нужно было подготовиться. Желательно срочно. В идеале – прямо сейчас, и в первую очередь – экстренно избавиться от лишних килограммов, которые ужасно душили, особенно когда с трудом застегиваешь медицинский халат прежнего размера.

Мария Петровна, старшая медсестра отделения, Зоина начальница и по совместительству (вне окрашенных стен дурдома) ее подруга, тяжело вздохнула, прокляла ни черта не низкокалорийный майонез и салат оливье, обладавший оным в изобилии, а затем тоже, вслед за Зоей, посмотрела в зеркало. Да, слишком задержалась новогодняя кухня в их рационе в этот раз, это было видно даже при застегнутом на все пуговицы халате, ведь раньше он казался огромным, как чехол для танка, а теперь… Теперь через халат выпирала талия. Точнее, то место, где она когда-то была.

– Знаешь что, Зоя, – Мария Петровна вдруг отвернулась от зеркала, уперлась руками в бока, предварительно выставив ноги в третью позицию, и красиво взмахнула волосами, выбивавшимися из-под чепчика. – Мы прекрасные люди, и все в нас прекрасно.

– Это в Жориньке все прекрасно, – пробурчала медсестра в ответ. – А я толстая-я-я…

А Жоринька тем временем уплетал их любимый оливье в столовой и даже не подозревал, что стал объектом разговора двух терзающихся женских душ.

Так уж случилось, что этот мужчина вошел в дамские сплетни с первого своего появления на пороге психиатрической больницы. Роста он был выдающегося, взгляда серьезного, лицом хорош и в целом выглядел на все сто, если не сказать сто двадцать. Естественно – килограммов, которые в Жоринькиных двух метрах от земли выглядели просто замечательно и придавали мужчине вид могучей глыбы. Но так уж случилось, что этот, по меркам почти всех местных медсестер, красавец и русский богатырь, был нездоров. Шизофрения оставила мерзкий длинный след практически на всей его небогатой на события жизни и периодически вынуждала госпитализироваться в особо тяжелые дни. Ну или по предписанию полиции, что случалось заметно чаще, потому как разного рода дебоши Жоринька не пропускал – благодаря своей немалой силушке любил их горячо и позитивно воспринимал в любое время.

В эту госпитализацию Жоринька вел себя тихо, если не сказать неприметно. Особенным настроением, ни хорошим, ни плохим, не отличался. Регулярно кушал, на радость приглядывавшей за ним Зоеньке, исправно принимал таблетки. Но вот однажды утром, во время завтрака, что-то пошло не так. И от внезапных перемен вздрогнуло все отделение.

– Да пошло оно все на!..

Что может быть хуже с утра, чем полетевшая в вас тарелка манной каши? Только если частью этого утра становится человек-гора, которому что-то сильно пришлось не по душе. То ли внезапный комок в и так не самой любимой каше оказался невкусным, то ли диалог с собой, который он вел каждый раз, садясь за трапезу, не задался. Но Жоринька вдруг вспылил и, одним взмахом руки отшвырнув посуду, в следующую же секунду перевернул стол, за которым сидел. Санитары, пребывавшие в столовой, отреагировали мгновенно. Два дюжих молодца работали в отделении не первый год и по роду деятельности скручивали в бараний рог еще и не таких строптивых личностей. Они быстро направились к Жориньке из противоположных концов столовой. Но тот, увы, не растерялся, отправив в ближайшего человека в халате тот самый упавший стол, прихваченный за хорошо прикрученную ножку. К счастью, ни реакция санитара, ни гравитация не подвели, и этот бросок обошелся без жертв и невинно пострадавших. Чего не скажешь о следующих за этим тридцати секундах: второму подлетевшему санитару прилетело в бок внезапно подхваченным с пола стулом.

На ор и негуманные вопли (преимущественно Жоринькины) начал стягиваться персонал. Новые попытки подобраться к осатаневшему пациенту поодиночке успехом не увенчались, и в ход пошла стратегия. Пока профессионалы набирали в шприц успокоительное, группировались и пытались худо-бедно настичь огромного мужчину, тот перебегал по столовой, растаптывал могучими ножищами мебель. Что не рушилось от пинка, тут же летело в стену и безвозвратно погибало, осыпаясь останками к деревянным плинтусам. То, что на месте столов и стульев могут оказаться чьи-то головы, медработники представляли еще как, а потому бросаться грудью на амбразуру не спешили, выжидали подходящего момента.

– Георгий! Вы ведете себя предосудительно! – попыталась от двери воздействовать Мария Петровна, закрывая собой от бешеного взора Жориньки их главное оружие – молоденького врача с полным шприцем диазепама.

– Пшла ты! – В ответ брызнули пеной и швырнули стопкой тарелок. Те красиво разметались в воздухе, но не долетели и рассыпались по полу фейерверком из керамических брызг. Жоринька, все это время не прекращавший материться, вдруг расстроился промахом и замешкался, и этих нескольких секунд хватило, чтобы четверо особенно заматеревших в плане захвата медработников, среди которых была и медсестра со стажем Зоя, со стремительностью индийских кобр рванули к нему, пытаясь устроить ловушку.

– Падлы! Толпой на одного! – орал до хрипа Жоринька, однако его возмущению не вняли.

– Держи его!

– Гони на меня!

– Держу! Заматывай в одеяло!

К великолепно сработавшей четверке, насилу прижавшей Жориньку к стене, рванули еще двое, и вот уже блеснула в воздухе обнаженная игла, когда «пленник», почуяв неладное, поймал силу второго дыхания и с ором викинга дернулся в сторону по кафельной стене. С ударом локтя отлетел в сторону один из санитаров. В человеческом месиве чуть не дали в глаз врачу, но тот, будто на инстинктах ниндзя, увернулся. В свете столовских ламп вновь блеснула игла, и вдруг…

– Ой!

Перемешавшиеся руки-ноги и тела завозились еще активнее, и из общего беспорядка выпала совершенно бессознательная Зоя. Жоринька взгоготнул, врезал высвобожденным кулаком медбрату в бок и, выдав победоносную, но абсолютно непечатную тираду, устремился к лежащему на полу столу – самому целому, от которого было еще что оторвать и превратить в смертельное оружие. Армия медработников, утаскивая раненых, отступила. Битва была проиграна, но не проиграна война!

Шутки шутками, конечно, но необходимо было придумать, как сладить с вошедшим в тревожное пике громилой. Отбивался он с учетом массы и габаритов так, что приближаться к нему повторно означало бы неоправданно жертвовать персоналом. Из этого следовало, что перевести его в другое, более подходящее для буйств помещение не представлялось возможным, а потому Жоринька оставался запертым в уже порядком разгромленной столовой до лучших времен. После мебели он принялся за разбивание стен и начал с той, на которой висела ненавистная ему доска с бумажными объявлениями, приклеенными по старинке на ПВА: каким-то образом этот объект напомнил ему мать, а ее он не любил люто, даже больше, чем врачей с их успокоительными уколами.

– Полицию нужно вызывать. Порча казенного имущества, – подглядела в пластиковое с металлической решеткой окно Мария Петровна и тяжело вздохнула.

Да, столовая, увы, переживала агонию, и радовало только то, что выход на кухню из нее был еще до завтрака закрыт на специальный ключ.

– Уже звоню, – нервно утер лоб молодой доктор и повторил тяжелый вздох, точь-в-точь как у Марии Петровны. – Отнесите, пожалуйста, Зою Павловну в пятую. Там пусто, пусть поспит.

Ему предстояло извиниться перед бедной медсестрой, уколотой по ошибке. И как он только мог так промахнуться. Надо будет ей конфеток купить, а лучше еще и вина. И слова красиво подобрать, уж это Зоя Павловна любила еще больше, чем сладкое и даже оливье. Впрочем, на планирование речи времени было аж до вечера, рассчитанная по весу доза была внушительной. А вот вызванная полиция приехала на удивление быстро – даже не успели осмотреть ударенного Жоринькой медбрата.

Полицейский, к удивлению, явился в гордом одиночестве, хоть на вызове и сообщили, что пациент агрессивный, отличается телосложением больше среднего, а следовательно, и немалой силой. Но медработники не привередничали: один так один, хорошо хоть приехал быстро, а то бы запертый детина точно успел прорубить в стене новый выход на улицу, причем сразу со второго этажа.

– Вы знаете, лейтенант, его ведь раньше неоднократно задерживали ваши коллеги. Может быть, он хотя бы вас испугается? Ну, если вы погромче зайдете.

– Попробуем, – ответил не самых юных лет офицер и поправил фуражку. Заходить погромче он умел. Что бы это ни значило в устах Марии Петровны.

Итак, возле закрытой двери столовой вновь собрались люди. Преодолевая накатывающее ощущение дежавю, молодой врач повторно набрал в шприц успокоительного и поплотнее закрыл иголку. Трое крепких санитаров приготовили одеяло, а Мария Петровна – интеллигентная дама и супруга университетского преподавателя русской литературы – постаралась вспомнить самые устрашающие, по ее мнению, варианты ругани. Ну а что, вдруг Жоринька удивится и замешкается снова? Так они и предстали, вшестером вместе с полицейским во главе, перед усыпанной обломками и мусором столовой, когда двери отворились.

– Стоять! Полиция!

Жоринька, до этого заметивший, что у двери подают признаки жизни, и уже собиравшийся швырнуть в любого зашедшего невесть как оторванную неработавшую батарею, и правда опешил. Да настолько, что при виде полицейской формы тут же поднял руки вместе с проржавевшей трехсекционкой и так разволновался, что не удержал и уронил ее себе на голову.

– Держи его! – крикнул кто-то отчаянно из-за спины полицейского, без всякого пиетета втолкнул его в столовую (потому как на расшаркивания времени не было, а единственный проход он занимал), и вся толпа ринулась к скулившему от батареи больному. Даже не заметив, что служитель закона, оступившись, оказался под самыми их ногами… Занавес.

– Ну, Павел Андреевич, простите, пожалуйста…

Извинения перед полицейским в кабинете врача – и хором от всего коллектива, и от каждого по отдельности – звучали в последний час практически без перерыва. Полицейский, затоптанный и тем самым униженный, все не оставлял попыток выпрямить свою фуражку или хотя бы стряхнуть с нее пыль от чьего-то отпечатка ноги.

– …Зато вы смогли усмирить пациента, которого мы вдесятером…

– Протокол готов?

– Вот, пожалуйста.

Молодой врач не решился вновь заводить эту тему. Только подумал, что конфеты и алкоголь в извинение, похоже, придется покупать не только до сих пор спящей Зое…